Светлана Сазонова - Дорога на пляж

1.

***

Ты прожил годы слёз, погружался в океан печали

Проплывал в темноте по реке, освещаемой красными китайскими фонариками

В совершенном одиночестве

Утратил легкомыслие

Кутался в плед, и прятал голову в наушники

Уезжал далеко-далеко от дома, чтобы встряхнуться хотя бы чуть-чуть

Не помогало.

Ты стал серьёзным и взрослым, почти не улыбаешься

И не смеёшься.

Слушаешь блюз, размышляешь о бренности мира

Доморощенный Екклезиаст.

Наконец, нашёл в себе силы забыть свою любовь, жестокую, глупую и равнодушную.

Что ж, детка, вот тебе новая тетрадь, пиши теперь разборчиво, набело и аккуратно.

Забудь глубокие тёмные воды прошлого,

Расскажи о белоснежных вершинах Эвереста, которые ещё предстоят.

Небо прояснилось на рассвете

И теперь очевидно, что лёд тронулся, господа

Это свобода, это крылья за спиной и наконец-то мир с самим собой

Я лечу над разорванной чёрной рекой,

наполненной замерзшими глыбами

И, оглядываясь на свою прошлую боль,

Понимаю, как счастлив сейчас

К чёрту, к чёрту! Ты – смерть, чума, позор и погибель, от тебя нужно спасаться, послав проклятье быть пусту,

бежать, лететь, как можно скорее и дальше,

улепётывать, сверкая пятками,

прятаться в ближайший окоп, глубокий погреб, чёрную нору, многолюдную подземку

когда ты лишь появляешься на горизонте,

Я стираю твоё имя с наших пирамид

Отказываюсь даже от взгляда, обмена приветствий

я тебя не знаю

ты меньше нуля,

господин Никто

это я, твоя сладкая N

ты потерял меня

я – тебя

вольная теперь в силе

Всё, что угодно, но только не ты.

2

***

Февраль вступил в свои права.

И Марта начало ещё далеко.

Я хотел очистить душу

Но лишь опустошил её

И оттого

В конце зимы мои ночи черны и густы, как нефть

Я плаваю в темноте, персик в сиропе, не видя снов,

Не зная, что будет дальше, в полном неведении.

Наощупь я следую за тобой

только ты проведёшь меня, как верблюда, сквозь игольное ушко,

В пределы Рая.

В конце зимы – резкое потепление, благодаря тебе.

3

***

Я себя ощущаю мишенью в тире…

И.Бродский

Безнадёжностью, кровью и удалью пахнет март

Сильней всего весной хочется смерти

Душа насиделась в тесном корсете

И ждёт, когда же будет дан старт.

Когда растворятся камни под веками

Появится дельное слово

Из варяг вновь станем мы греками

Когда же что-то случится снова.

Смерть желанна, я устал от людей

И быть хочу один, сам по себе

Без никого и без затей

Как рак-отшельник в скорлупе

Иль птица-ястреб в вышине.

И вот прошу – избавь меня

От чада кухни

и хлопанья дверьми.

Ты помнишь – начинали в шутку,

Будто бы детьми.

Я лишь хочу сидеть за столом, пить из стакана

Печатать на клаве и читать этот бред с экрана

О чём писать-то, коль я не нищ, и не влюблён,

И псы не идут по моему следу?

Страх мне сейчас неведом.

Жизнь наверх, смерть под уклон.

Я о погоде пишу; что весной сон крепкий.

И как славно возвращаться под вечер домой

Поглядывая на месяц-колыбельку.

Закончен путь с работы, пятница нынче. Серая дверь дома, не подлежащего сносу –

вот она, перед носом.

Руки заняты пакетами с вкуснейшей едой.

Пройдём же скорее, сам по себе, только свой.

4

Дорога на пляж

1

Ты – там, где скапливается моё удовольствие

Под тугой и плотной шкуркой граната

С кое-где лопнувшим швом

Ты мой кровавый оттиск, метка, клеймо

Я так люблю тебя, что это не может быть грехом

Лишь тайной

Трёхпалые следы ворона в день святого Патрика

Куда вы приведёте меня? На помойку, там, где место чёрным птицам или в рай, где обретаются святые?

Я не заслуживаю быть грязью, но и до небес мне далеко

Поэтому я в пути

От ранней весны к лету в разгаре

От застоя к быстрому бегу

2

Облако проплывает через букву М на торговом центре во время заката и взгляд переходит на дорогу.

Я хочу на пляж

Я хочу назад в свои сны

Там бьют фонтаны, наполняют бассейны солнечной мыльной пеной

я скатываюсь с горки прямо в открытое море

Вдалеке плавает моя бабушка с дельфинами

Она не может ходить, но плавает как рыба

Она на палочках подходит к мостику для инвалидов, прыгает в волны и становится свободной

Давным-давно это было, когда мы не знали, что такое смерть

Нам не приходилось думать о хлебе насущном,