Но было,
что пред смертью самой
видавший не один поход
седой рубака крикнет:
— Мама! —
…И под копыта упадет.
1942
Тыл врага
Сергей Михалков
Десятилетний человек
Крест-накрест синие полоски
На окнах съежившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.
И пёс на теплом пепелище,
До глаз испачканный в золе,
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе…
Накинув старый зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу — прямо на восток.
Никто в далекую дорогу
Его теплее не одел,
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел.
В нетопленной, разбитой бане
Ночь скоротавши, как зверек,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!
Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза.
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.
Все видевший, на все готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.
Он знал, что где-то недалече,
Быть может, вон за той горой,
Его, как друга, в темный вечер
Окликнет русский часовой.
И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет все, на что глядели
Его недетские глаза.
1942
Сергей Наровчатов
В те годы
Я проходил, скрипя зубами, мимо
Сожженных сел, казненных городов
По горестной, по русской, по родимой,
Завещанной от дедов и отцов.
Запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях.
И воронье кружилось без боязни,
И коршун рвал добычу на глазах,
И метил все бесчинства и все казни
Паучий извивающийся знак.
В своей печали древним песням равный,
Я сёла, словно летопись, листал,
И в каждой бабе видел Ярославну,
Во всех ручьях Непрядву узнавал.
Крови своей, своим святыням верный,
Слова старинные я повторял, скорбя:
— Россия, мати! Свете мой безмерный,
Которой местью мстить мне за тебя!
1942
Николай Новоселов
На пути к победе
«Пот — не кровь,
Не жалейте пота! —
Проповедовал старшина. —
Такая у нас работа —
Война».
Гимнастерки мокры от глины.
Мы копаем траншеи опять.
Нам до Гитлера, до Берлина
Очень нужно их докопать.
Капитана лицо рябое…
Не дойдет до Берлина он.
На рассвете в разведку боем
Поднимется батальон.
За нами блокадный город
Горя,
Веры,
Любви.
С нами пушки «Авроры»
И ленинский броневик.
Лицо застилает пóтом.
Дорога домой длинна.
Вгрызается в грунт пехота,
Ворочает глину рота
Четвертую ночь без сна.
Такая у нас работа —
Война.
1942
Ленинградский фронт
Николай Овсянников
Май 1941 — май 1942 года
Николай Овсянников (род. в 1918 г.) перед войной окончил ИФЛИ. Погиб в 1942 г. под Сталинградом.
В том мае мы еще смеялись,
Любили зелень и огни.
Ни голос скрипок, ни рояли
Нам не пророчили войны.
Мы не догадывались, споря
(Нам было тесно на земле),
Какие годы и просторы
Нам суждено преодолеть.
Париж поруганный и страшный,
Казалось, на краю земли,
И Ново-Девичьего башни
Покой, как Софью, стерегли.
И лишь врасплох, поодиночке,
Тут бред захватывал стихи,
Ломая ритм, тревожа строчки
Своим дыханием сухим.
Теперь мы и строжéй и старше,
Теперь в казарменной ночú
Не утренний подъем и марши —
Тревогу трубят трубачи.
Теперь, мой друг и собеседник,
Романтика и пот рубах
Уже не вымысел и бредни,
А наша трудная судьба.
Она сведет нас в том предместье,
Где боя нет, где ночь тиха,
Где мы, как о далеком детстве,
Впервые вспомним о стихах.
Пусть наша юность не воскреснет,
Траншей и поля старожил!
Нам хорошо от горькой песни,
Что ты под Вязьмою сложил.
1942
Леонид Решетников
«Есть на войне жестокая примета…»
Есть на войне жестокая примета:
Когда увидишь — свет звезды погас,
Знай, не звезда упала с неба, —
Это
На белый снег упал один из нас.
Читать дальше