И встанет он в проспектах и дворцах,
Очищенным от горечи и дыма,
Зеленым, ясным, шумным, ощутимым,
Таким, как мы храним его в сердцах.
1941
Анатолий Чивилихин
Мы прикрываем отход
Отход прикрывает четвертая рота.
Над Волховом тусклое солнце встает.
Немецкая нас прижимает пехота.
Мы смертники. Мы прикрываем отход.
Браток! Вон камней разворочена груда —
Туда доползи, прихвати пулемет.
Кто лишний — скорей выметайся отсюда.
Не видишь, что мы прикрываем отход.
Прощайте! Не вам эта выпала доля.
Не все ж отходить, ведь наступит черед…
Нам надобно час продержаться, не боле.
Продержимся, — мы прикрываем отход.
Не думай — умру, от своих не отстану.
Вон катер последний концы отдает, —
Плыви, коль поспеешь, скажи капитану:
Мы все полегли. Мы прикрыли отход.
1941
Александр Чуркин
Вечер на рейде
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход —
Уйдем в предрассветный туман.
Споем веселей, пусть нам подпоет
Седой боевой капитан.
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.
А вечер опять хороший такой,
Что песен не петь нам нельзя.
О дружбе большой, о службе морской
Подтянем дружнее, друзья.
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.
На рейде большом легла тишина,
А море окутал туман.
И берег родной целует волна,
И тихо доносит баян:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море,
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.
1941
Елена Ширман (род. в 1908 г.) работала в редакции ростовской газеты «Молот». В июле 1942 г. в станице Ремонтной была схвачена фашистами и казнена.
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…
К. Симонов
Это будет, я знаю…
Нескоро, быть может,—
Ты войдешь, бородатый,
сутулый,
иной.
Твои добрые губы станут суше и строже,
Опаленные временем и войной.
Но улыбка останется.
Так иль иначе.
Я пойму — это ты.
Не в стихах, не во сне.
Я рванусь,
подбегу.
И, наверно, заплачу,
Как когда-то, уткнувшись в сырую
шинель…
Ты поднимешь мне голову.
Скажешь: «Здравствуй…»
Непривычной рукой по щеке проведешь.
Я ослепну от слез,
от ресниц и от счастья.
Это будет нескоро.
Но ты — придешь.
1941
Из бронзы Ленин… Тополя в пыли,
Развалины сожженного квартала.
Враги в советский городок вошли
И статую низвергли с пьедестала.
Полковник-щеголь был заметно рад,
Что с памятником справился так скоро.
И щелкал долго фотоаппарат
Услужливого фоторепортера.
Полковник ночью хвастал, выпивал,
А на рассвете задрожал от страха:
Как прежде, памятник в саду стоял,
Незримой силой поднятый из праха.
Заторопились офицеры вдруг.
В развалинах мелькали чьи-то тени:
То партизаны, замыкая круг,
Шли на врага… И вел их Ленин.
1941
Северо-Западный фронт
Мяли танки теплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
И взлетали, как щепа, мосты,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Как ходили прежде молотить,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Затвердело сердце у земли,
А солдаты шли, и шли, и шли,
Шла Урала темная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шел Смоленщины дремучий бор,
Шел худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла большая русская земля.
1941
Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Александр Твардовский
Читать дальше