Фридрих Шиллер: Детоубийца

Слышишь: полночь в колокол забила.
Кончен стрелок кругооборот.
Значит, с богом!.. Время наступило!
Стражники толпятся у ворот.
Жизнь, прощай! Любовь мою возьми ты,
Слезы, чувства, сны, последний взгляд.
Мир весенний, мы с тобою квиты.
Бесконечно сладок был твой яд.

Луч горячий солнца золотого,
В мрак могилы не проникнешь ты.
Никогда не встретимся, мы снова,
Радужные девичьи мечты.
Я прощаюсь с вами в час печали,
Дети рая — грёзы юных- лет.
Не успев родиться, вы увяли
И вовек не явитесь на свет.

А давно ли девушкой невинной
Я была, и пурпур алых роз
Оттенял наряд мой лебединый,
Вились розы в золоте волос?
Я сегодня в том же белом платье,
Жертва ада, здесь стою, нема.
Только вместо роз — как знак проклятья
Смерти чёрная тесьма.

Плачьте ж надо мной, кто непорочно
Лилию невинности хранит,
Девы, сочетающие прочно
Твёрдость воли с нежностью ланит.
Моему позору оправданье —
Это сердце, полное огня,
Злого искусителя лобзанья,
Усыпившие меня.

Ах, быть может, со змеиной лаской
Он к другой красавице прильнёт
В страшный миг, когда дорогой тряской
Повезут меня на эшафот.
И когда в глухой предсмертной муке
Вскрикну я и ливнем хлынет кровь,
Будет он, другой целуя руки,
Пить блаженство и любовь.

Нет, Иосиф! Где б ты ни скрывался,
Знай — тебя найдёт Луизы стон.
Слышишь: гул колоколов раздался.
Пусть в твой слух ворвётся этот звон,
Пусть твоё спокойствие отравит,
В час, когда «люблю» шепнёт она,
Пусть мой голос рану пробуравит
В голубых картинах сна.

О изменник! Иль тебе нет дела,
Как страдала молодая мать.
Это горе — горе без предела —
Тигра бы заставило дрожать!
Парус поднят — ты ушёл надменно.
Вслед тебе смотрела я в слезах.
Девушкам на побережье Сены
Ты скулишь фальшивейшее — «ах!»

А ребёнок, милый мой ребёнок,
Мирно спал, не зная ни о чём;
Улыбался ласково спросонок,
Пробуждённый утренним лучом.
И душа на части разрывалась,
Глядя на святое существо,
И любовь отчаяньем сменялась
В сердце матери его.

«Женщина! Где мой отец?» — безмолвный
Лепет сына громом грохотал.
«Женщина! Где муж твой?» — боли полный,
Каждый угол сердца вопрошал.
Нет, мой мальчик! Звать отца не время, —
Он других голубит сыновей.
Проклянёшь ты, презираем всеми,
Наслажденья матери своей.

Адский жар в груди моей пылает,
В целом мире я теперь одна.
Так зачем твой взор напоминает
Канувшие в бездну времена?
Детский смех твой воскрешает снова
Счастья дни, огонь любви былой,
Входит в душу, разорвав покровы,
Горькою, смертельною стрелой.

Ад мне, ад жить без тебя на свете!
Быть с тобою рядом трижды ад!
Поцелуи ласковые эти
Об иных лобзаниях твердят.
Вопиют они о ложной клятве мужа.
Каждый звук той клятвы не забыт.
Сердце сжалось, и петля всё туже…
Так был мною сын убит…

Но, Иосиф! Где б ты ни был, помни:
Гневный призрак за тобой придёт,
Сладкий сон развеет ночью тёмной,
Хладными руками обовьёт.
Будь в раю, но и в пределы рая,
В звёздную, полуночную тишь,
Явится — провижу, умирая, —
Матерью удавленный малыш.

Здесь он, здесь, сынок мой бездыханный.
Я его сквозь сумрак узнаю.
Кровь струится из открытой раны
И с собой уносит жизнь мою…
Вот палач стучит. Бьёт в сердце молот.
Радостно на казнь спеши!
Пусть скорей погасит смерти холод
Пламень мук истерзанной души.

Знай, Иосиф! Я тебя простила.
Да простит тебя господь!
Ты свободен: письма поглотило
Пламя, что ничем не побороть.
Ложные пылают обещанья,
Поцелуи корчатся в огне,
Всё, что столько сладкого страданья
Принесло в минуты счастья мне.

Сёстры! Розам юности не верьте,
Не поддайтесь лжи мужских речей!
На пороге неизбежной смерти
Шлю проклятья юности своей!
Слёзы? Слёзы палача?! Не надо!
Жалость не нужна мне. Так не плачь!
Лилию ломая без пощады,
Не бледней, руби, палач!