Петр Смирнов - Будуинские холмы. Полная версия книги стихов и другие тексты 1980-1990-х годов

В определённом смысле это было попыткой спародировать официально-партийный стиль газетных передовиц, стиль номенклатуры. Определил я это для себя как «язык ложного пафоса». И вскорости понял, что корни этого «языка ложного пафоса» уходят ой-ой в какие времена. Ведь ложный пафос начинает (поскольку он ложный) искать и фантомы-каналы чисто лингвистические. Это или какой-нибудь «Кот Леопольд, который. гуляет сам по себе» (?), или восемь родительных падежей подряд. И тут непременно вспоминается классическое «пока свободою горим, пока сердца для чести живы, мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы». Короче, я очутился в каком-то морально-лингвистическом тупике.

Я прочитал кое-что из своих стихов приятелю. Он вежливо выслушал и стихи, и мои рассуждения и говорит: «А ты знаешь.» В общем, портвейн мы допивали уже на кухне у Смирнова, и я познакомился с этим удивительным человеком. Какими убогими, закомплексованными показались мне после его стихов мои слабые попытки сразиться с грамматикой! Я понял, что это под силу только именно такому цельному человеку, как Смирнов, который заново переписал «Сказку о рыбаке и рыбке» («.а не пондрави-лось»), который запросто может проехать на красный свет по Садовому кольцу, спутать всё движение и с высоты своего гвардейского роста заявить опешившим гаишникам, что просто хотел по спидометру замерить скорость параллельным курсом летящей вороны. И который ломает подкову («Я – слаб, дед пятак гнул»), обладает абсолютным слухом (пел в оперетте) и в слове «ещё» делает четыре классические ошибки. Разумеется, грамматика ему тесна. Он и пишет – как косит, на листах двойного формата. И уважает темы глобальные. Вот строки из классического стихотворения с коротким названием «Ледник»:

А сам ледник в финале торжествует, «с холодным спадом отлитая / Зерцая дикай белезной». Всё здесь – шиворот-навыворот, а образ остаётся.

Потому что поэт – это мученик языка, одинокий волк, суровый волкодав, для которого существует только одна точность – точность сердца, только одно правило – правило интуиции, только одна цель – Белый Кит, противоположный берег реки, где слова – это «джонки», а как он переволокёт читателя на этот берег, на красный свет или на зелёный, по правилам правописания или нет, это неважно, и не читателя это забота. Ведь если этого не сделано, говорить не о чем (простыни не смяты). Пётр Смирнов мнёт эти простыни как ему заблагорассудится, тискает, как «покрывало майи». И всегда его текст достигает конечной цели, той «точки в глубочайшей седловине сознания», где совершается таинственное озарение, которому учил наш Господь Будда, просветление материи талантом мастера, абсолютной концентрацией всех душевных и умственных сил.

Александр Ерёменко

Там на горе вотьме печали

Где плещет море сидиной

Возвышен замок к не босводу

Горит сияя синевой

То вспыхнет за ревом пожара

То отблеск силы колдовской

И запылает замок ада

Горит богрян закат вдыму

Дракон в пещере с мрадом дышет

Пуская жертву в небеса

Колдун дрокона восхволяя

Глумясь над жертвой мертвеца

То царство злова калдуна

Там пленица ево была

То быль поведала она

Вполоне замка обречённых

Как душ наивностью покорных

Тех лет ушедшие года

Сей сказ поведала она

Я пре клоняюсь преттобой

Как знак её души

И сказ поведаю о том

Чем трепет дум

Её тамим

Вполоне замка одинока

Зна

вала я

Впор давних лет

Когда паря

Меж бурных рек

Соединив меня срекою

Туман клубился надомною

Под сводом солнце созерцало

Искрив вамгле реку сбивала

Под сенью каменых оград

Едва шепнув злой тенью сад

Из древ от рог в зывая грёз

Ударом молнию разнёс

Там призрок бъёт

Отрог в зывая

В безмолвно люд

Сердца пылая

Смотрящих в даль под небеса

Калдун летел как туча чёрна

За ним дракон огнём дыша

Я плечи из нежу

Втени молодой

Сорву белоснежый

Цветок дорогой

Где царствуя виду

Вдыхая вгруди

Я ветер из ведал

И ты нагроди

Ах это мною мнимы звуки

Вершат надеждою под руги

Где царства вечной красоты

Суда надеждою вошли

Читать дальше