Array Антология - Лепесток за лепестком

Собственная психика всегда была для Юранда предметом пристального внимания. В свои семьдесят пять лет он хорошо усвоил привычку подвергать осмыслению любые резкие изменения внутри себя. Эта привычка надежно служила ему для поддержания стабильности самочувствия. Регулирующий механизм профессор изобрел еще в студенческие годы. Чтобы ликвидировать психический всплеск в организме, следует как можно быстрее осознать причину этого всплеска, а затем совершить своеобразную психическую аннигиляцию, то есть воздействовать на причину антипричиной. Этот способ саморегулирования стал темой его дипломной работы и лег в основу капитального темноведческого исследования.

Лет сорок назад Юранд немало попортил себе нервов, прежде чем доказал реальность практического использования своей теории для расширения возможностей пространственного мироощущения членов Общества Тьмы. Еще больше нервов потратил на то, чтобы избавиться от сотрудников-прилипал и не слишком чистоплотных научных руководителей, мечтавших прославить свои имена за его счет.

Почему так трудно доказывать очевидные истины? Почему так долго ему не верили и даже высмеивали на заседаниях ученого совета? Вспоминая те времена, старый профессор лишь пожимал плечами. Сейчас уже никто не ставит под сомнение его авторитет в области прикладного темноведения. Даже в школьных учебниках сказано, что профессор Стон Юранд – первооткрыватель основ суперпсихического ориентирования, науки будущего. Теперь у него свой институт с внушительным штатом сотрудников. И ни одного противника, ни одного! Последний скончался не так давно. Это был доктор Бьен, незадолго до смерти лишенный всех научных званий и степеней за прокламацию антиобщественных идей очевидения.

Память о Бьене всегда раздражала Юранда. И не столько потому, что Бьен был самым яростным и неуступчивым оппонентом суперпсихической теории. Он, видите ли, хотел вернуть людям зрение! Заставить работать глазное яблоко! Вздорный старик…

Пытался доказывать, что на заре истории Общества все люди были очевидцами. Может быть, и так – ну и что? Если теперь глаза у людей атрофированы, значит, таков естественный результат эволюции. В сегодняшних условиях глазное яблоко – это никому не нужный, бесполезный атавистический орган, вроде аппендикса, и мечтать о том, чтобы вернуть человеку осязание света, – все равно, что пытаться пришить ему обезьяний хвост!

Профессор не знал историю Маленькой Планеты до самого дна. И никто из членов Общества Тьмы не мог помнить подробности давней катастрофы – слишком много воды утекло с тех пор.

Время уничтожило приметы тех лет и веков, когда солнце и краски мира были привычными для людей, как воздух или вода.

Жители Маленькой Планеты медленно двигались по извилистому пути от прошлого к будущему. Люди рождались и умирали, молились богам, сочиняли стихи, объявляли войны и заключали миры, избирали вождей и свергали вождей, познавали мир и себя…

И настал год Большого Слияния. Жители Маленькой Планеты собрались в одном большом городе и выбрали нового вождя – одного на всех, чтобы исполнять его мудрую волю, жить в мире и никогда больше не враждовать.

Испытания многодневного турнира лучше других выдержал юноша с голубыми глазами и голосом звонким как медь. Был он красив, умен и ловок, а его красноречие рождало овации.

Юный вождь стал добрым и справедливым правителем, люди жили с ним легко и свободно, а потом он стал взрослым мужчиной и научился повелевать – уверенно, иногда жестко, а порой и жестоко, принимая как должное верность и беспрекословное подчинение всего Общества и каждого человека в отдельности. Каждый житель Маленькой Планеты носил на груди медальон с образом грозного и обожаемого повелителя.

Прошло время, вождь постарел. Лицо покрылось морщинами, голос стал грубее и тише, глаза утратили остроту взгляда, мозг остроту мысли. Теперь это был близорукий старик, почти разучившийся править и повелевать. Но жители Планеты боготворили его по-прежнему, и даже сильнее – за то, что он вождь, многолетний привычный властитель. Огромные толпы стекались на Главную Площадь, чтобы увидеть своего кумира на балконе Золотого Дворца и услышать его хриплую речь. Уже при жизни ему наставили памятников. Никто не верил, что вождь когда-нибудь умрет. Никто не думал об этом. И судьба хранила его от несчастий, как бы выжидая и выбирая удар посильней, пострашней.