Римид Нигачрок - Ангел целующий. Сборник

Такси и маршрутки спешащие,
Дремлющий дед на балконе,
Брошенный с мусором ящик,
Смиренный скучающий пони…
Дорогой идущий прохожий
Увидеть, услышать все может.

В свои вглядываясь руки,
Я вспомнил руки мамы,
Почти с прозрачной кожей
До кости, жилок самых,

Коричневые пятна,
Разбрызганные щедро,
Не смыть мочалкой мыльной,
Не оттереть без следа.

Трудились руки годы —
Вязали, пряли, шили;
Вскопать, полить, проредить,
Всё было им по силе.

Ладонь груба, в мозолях,
Возьмет горячий уголь,
Чтоб подкурить неспешно.
Мам, крикнешь с перепугу,
Бросай ты, обожжешься!

Да нет, сыночек, скажет,
Мертва на пальцах кожа,
Не чувствую я боли,
А ты будь осторожен.

Ладошкою шершавой
Мне волосы причешет,
И жар проникнет в сердце,
Без слова я утешен…

Свои гляжу я руки,
Не скажешь деда старого,
Седьмой десяток, тоже
Трудились ведь недаром,

Не молодая кожа,
И пятнышек с полдюжины,
Ладони чуть в мозолях,
Не очень-то натружены.

Дух не святой отец мой, а телесный,
И фото старое обманывать не станет.
Его следы кто спрятал, интересно,
Сознательно вымарывал заранее.

По воле злой кто век свой прерывает,
Тот осуждается на вечное забвенье.
И я, не верящий, за кем-то повторяю,
Раскованной цепи выискивая звенья.

Я не припомню мамины проклятья
В минуты тяжкие семейных неурядиц,
Но, каюсь, сам я упрекал бывало батю,
Всё спрашивал: скажи мне бога ради,

За что детей своих осиротил?..
А годы как мои с его сравнялись,
Отца трагедию спокойней рассудил:
Того ли ждал добиться ты в финале,

Проблему не решив, её ты усложнил
Для нас нуждой и тяжким испытаньем.
Не подражать тебе, ума скопить и сил,
В учёбе жить мы крепче волей станем.

Не мне судить тебя: душа себя осудит…
Споткнулся брат, твой сын, отец, похоже
Сгубил себя, его, тебя винят ли судья,
Не ведомо, а сам я стану осторожен…

Теперь же ты вдвойне меня моложе,
Я, старший, мог советом поделиться,
Но след твой, батя, кем-то уничтожен,
На старом фото стертые все лица…

Только так, не иначе – твой выбор:
На пределе, на грани разрыва,
Из песка, запеченного, глыба,
Что повисла на миг над обрывом;
Клевать свежее мясо недолго,
Падаль грызть умирающим волком.

Кому что – глубина или мели,
Кому – лужа, кому – океаны,
Вы получите, что захотели:
Быть великим, публичным и пьяным;
Добродетельным, добрым и скромным.
Только так, и нельзя по-другому.

На пределе любить и бороться,
Где вершина твоя – эшафот,
Быть героем иль жертвой придется,
Или зрителем, наоборот…
Только так лишь – осознанный выбор,
Ты погиб, но из строя не выбыл.

За вашими прекрасными речами
Мои слова теряются из вида,
И перезвон церквей мерещится ночами,
И чей-то голос слышится с обидой.
Я вижу в вас уверенных и смелых,
А нынче вас мне слушать расхотелось.

А нынче мне, объятым тишиной,
Такой, чтобы оглохнуть ненароком,
Картиной восхищаться бы одной:
Могучим деревом в пустыне, одиноко
В тени под кроной виден чей-то силуэт,
В полупрозрачное блестящее одет.

Как вы ушли, когда, я не заметил,
Как в кресло кот уляжется напротив,
Луною комнату полночную осветит,
Тогда пойму, вы скоро не придете,
Чтобы увлечь высокими речами,
Как пожимали вы обиженно плечами,

Как висла пауза, и скрещенные руки
Вам мне перечить строго запрещали,
И я молчал, и нервных пальцев стуки
Сдержать не мог от злости и печали…
Как вы ушли…, а были вы? забылось,
Журнальный стол и чашка с чаем стылым…

Все то, что перевел на явственный язык
Ничтожества великого и глупости мудро,
Созвучно мыслям с духом древних книг,
Упругий стержень звука, втиснутый в ядро,
С кем поделиться счастьем и любовью?
Хотелось мне единственно с тобою.

Кричу в пустыне, смешанный с толпою,
Молчу, чтоб распыляться красноречьем
В надежде душу смертью успокоить,
Ресурсы: дар богов, ломающие плечи.
Я дух легко ранимый нес к тебе одной,
Но ослеплен холодной долгой тьмой.