Ирина Маркова - Времена

Вспыхнет клён, у речки дремля,
Филин в роще захохочет,
А тепло придёт на землю,
Лишь когда Господь захочет.

Череда времён закружит,
Солнце в небе обернётся
И прольётся с неба в лужи,
Лишь когда Господь вернётся.

Идёт прохожий вдоль двора.
Он точно так же шел вчера,
И завтра этим же путём
Он будет думать обо всём —

О том, что снова выпал снег,
Что долог день и краток век,
Что слева будет серый дом,
Что этот путь давно знаком,

Что, может быть, когда-нибудь
Вдруг предстоит с пути свернуть,
Как знать, надолго ль этот путь.
Зато известно наперёд,

Что он сегодня не свернёт —
Пойдёт на службу, а потом
В свой серый дом, что за углом.
А там уютно и тепло,
И свет струится сквозь стекло.

Пусть будет много-много лет
И этот дом, и этот свет.
Ведь если в доме света нет,
Нам не уйти от наших бед.

Часовые любви – Окуджава в строю.
Мы узнаем о них от него самого.
И с тех пор он поёт эту песню свою.
Все поёт, хотя нет с нами больше его.

Он поёт и поёт, над землею паря.
И слова не нужны, он поёт не для славы.
Часовые любви простояли не зря
Всю эпоху стихов и поэм Окуджавы.

Неизменен восход. Неизменен закат.
Часовые его не отпустят из плена.
Часовым Окуджавы нет хода назад.
Хоть и им иногда полагается смена.

Кто же сменит его утомлённую рать?
И дано ли найти столь же громкое имя?
Кто же сможет, как он, вместе с песней не спать,
Целый век на ногах простояв с часовыми.

Фонарь в заснеженном окне,
И снег в сиянье фонаря,
А где-то рядом, в стороне
Дыханье слышно декабря.

Шаги вдали, и снег скрипит,
Мороз крепчает все сильней,
И месяц на морозе спит,
И путь серебряный ясней.

Деревья в сумерках как сны
И щедро сыпят серебром.
Не достучаться до весны,
Укрытой снегом, как ковром.

Фонарь в заснеженном окне —
Луч детства, сказка Рождества,
Сверкнёт огнём волшебным мне,
И я забуду все слова.

Квартира с окнами на прошлое,
Квартира с видами на храм.
Я захожу, как гость непрошенный
Смотреть закат по вечерам.

Я захожу, как гость непрошенный,
Застрявший в сутолоке дня,
И окна смотрят по-хорошему
Сквозь свет вечерний на меня.

Есенин юный – фото летнее —
Портрет старинный на стене —
И, как Джоконда, сквозь столетия
Он улыбается не мне.

И, по-есенински надрывная,
Тальянка всхлипнет в тишине,
И песня льётся с перерывами,
И снег ложится на окне.

Давно уже не колокольчиком —
Звонком трамвайным полон день,
И крыш покатых, острых, кольчатых
На тротуар шагнула тень.

Старинный шкаф. Собранья редкие.
Шекспира страсти под замком.
И клён в окне с седыми ветками
Уж не жалеет ни о ком.

Как штора, небо тёмно-синее
На окна тихо улеглось,
И провода покрыты инеем,
И месяц в небе, словно гость.

Пусть нет ни арок с переходами,
Ни гобеленов в полстены,
Под потолками, как под сводами,
Движенья сумерек видны.

Стемнело. Вечер. Запорошено.
И фонарей старинных ряд,
И окна с видом не на прошлое,
А на грядущее горят.

Век не исчерпан, только начат,
Но время набирает ход.
Спешат минуты, дни, а значит —
Всё также мчит за годом год.

Листву роняя, дождь роняя,
Ушли и осень, и весна.
Я тщетно время догоняю,
И не догнать – обречена.

Прозрачным снегом заметает
Листву замерзшую январь.
Февраль завьюжит, март растает,
И щебет птиц звенит, как встарь.

Уж вечность лето в год вплетает,
Струится с неба дождь и свет.
Глядишь – и лето улетает,
И не одно, а много лет.

То суетимся мы, то ропщем,
И в сутолоке городской
Не замечаем мы, что, в общем,
До вечности подать рукой.

«Ныне отпущаеши», —
Праздник в феврале.
Вижу снег, растаявший
Каплей на стекле.