Андрей Родионов - Флажок

Нет в промзоне в окнах света
По шоссе энтузиастов
Мчится белая карета
Только сбоку крестик красный

Как когда-то в довоенной
Мчался чёрный воронок
Мчит как кровушка по венам
Расчищая нас, дружок

Выезжает на Ордынку
Да с больными седоками
Но с врачами, согласись-ка
Лучше, чем со следаками

Спят ежата-соколята
По замерзшему чему-то
Мчится белая карета
Мама скажет: помнишь? Умер

Ты наверное не помнишь
Мне сегодня позвонили
Вы ходили с ним на елку
Твой ровесник, от ковида

Мчится белая карета
И промзонные рябинки
Тихо шепчутся: и этот
Красные, как на картинке

В белой мгле в Сибири где-то
По заснеженной дороге
Мчится белая карета
Их не так уж было много

Тот, кто, выживет, расскажет,
Как когда-то было где-то:
спят снежинки в снежной каше
Мчится белая карета

Только что уловил священную нить событий:
Я ехал в такси, подъезжая к Арбату
Внезапно почувствовал острое желание выпить
И поделился своим ощущением с Катей

Тут она молча указала мне в окно такси
Рядом с нашей машиной стоял Андрей Чемоданов
Он был в халате и тапочках и так токсичен
Что мог вспыхнуть от собственного бычка

Но, он не заметил нас
Вот почему мучительно захотелось заняться пьянством
Катя восхищенно сказала как раз:
Какая у тебя тонкая связь с пространством

Я хотел просто выпить бутылочку вина
А в Переделкино всегда так сложно с магазинами
Дорога до дикси была длинна
Дошёл, было без пятнадцати одиннадцать

Около него загородив вход жопой джипа
Плясали бородатые переделкинские лузеры
Они плясали чтоб не погибнуть от жира
Используя джип как источник громкой музыки

Наверное это были потомки Пришвина, Паустовского,
Бианки
Между джипом и стеной в небольшое «окно»
В дверь дикси протискивались несчастные бабки
Но меня интересовало только вино

Потому что сегодня ночью я иду в страшный дом
Я иду туда чтобы закончить свою историю Владимира
Зазубрина
Я иду по чёрному лесу, наполненный вином
В страшный дом, где поселилось зло, увижу ли луч
утренний

Увижу ли луч утренний, золотой небесный свет
Протискиваюсь в кустах, как между игл гигантского ежика
Настолько здесь все заросло, не виден просвет
Если можно назвать просветом тьму зловещего домика

К тому же все это – бывшее кладбище
На котором стоит старое Переделкино
Кладбищ бывших не бывает же, не бывает же
Но вот трухлявое крыльцо, изгаженное белками

В этом доме жил Владимир Зазубрин недолго
Одним из первых получил он здесь писательскую дачу
Рядом с его дачей маленький коровник
Корова на даче – это удача

Потом тут застрелился писатель Фадеев
На третьем этаже этого огромного дома
В зале зелёный камин уж не греет
Зато пугает как этот камин зелёный!

И вот Зазубрина расстреляли. Я поднимаюсь на самый
верх
Где приоткрыта дверь туда, где застрелился другой
писатель
Дубовых половиц скрипящей смех
Катя, только не ходи туда, шепчу я Кате

Но вслед за смехом половиц смеётся нежно Катя
И я смеюсь ну! Ну! Рассмешили дурака!
И вот мы ржем втроём и дом смеётся нервным басом
У нас опять идут аресты, бугагага

Эту милую историю забуду за гигабайтами
Новой информации. Зазубрин, Фадеев
А потом тут длительное время жили гастарбайтеры
На стенах пачки сигарет и журнальные феи

Мирослав Маратович Немиров
Он ведь ненавидел всю хуйню
Всю хуйню Немиров ненавидел
Слушайте историю мою

В первый с Катей наш приезд в Пермягу
Мы пошли к Немирову, ага
В клуб какой-то, мрачную клоаку
Мерзлую, как жопа трупака

Только что была «Хромая Лошадь»
Перестраховавшийся пермяк
Понаоткрывал все двери, окна
Потому был лютый там дубак

Да мороз был пермский – минус двадцать
А на сцене сам Немиров злой
Микрофон душил, как доктор Ватсон
Крыс в своей проклятой мастерской

Звукорежиссёр кричал: Немиров!
Не ломай мне сука микрофон!
Но глуха к нему была поэта лира
У поэта лиры свой закон