Николай Шабанов - Ближе глубине

Любви на свете не бывает много.
Нет эталона, чтобы взвесив раздавать.
Лучами обращенная к любому.
Она обогревает, не давая увядать.

Любви на свете не бывает мало.
Она бывает просто к вам не обращена.
Тогда мы замечаем, как холодно нам стало.
И кажется, что всё «зачем?», и жизнь обречена.

Любви на свете не бывает в меру.
Так, чтобы человек сказал: – Мне на сегодня хватит.
А, если есть такие, что же приму на веру.
Пусть только сберегут подольше, сразу всю не тратят.

Остались следами на небе.
Дымом рисованы мысли.
Капли чертили тропинки.
Пели грустные песни.

Взгляды молча, кричали.
Руки теряли сноровку.
После, было неважно —
кто добежал стометровку.

Позади много растений
воздушные корни пускали.
Их без труда выдирали
под звуки трубы и рояля.

Мошкара бьется у лампы,
крылья и ноги сжигая.
Каждый поступок оправдан
фразами, мол, жизнь такая.

Привыкнув к субординантам
наперед знаешь исходы.
Перевязав сердце бантом,
преодолеваешь невзгоды.

Открещиваясь от породы,
уверенно имя меняешь.
Героя себе выбирая,
смеешься и умираешь.

Эхо шагов, после десяти вечера.
Свечи на подоконнике. Койка. Курить нечего.
Плечи худые. Густые тонкие волосы.
Вены лиловые – утонувшие в коже полосы.

Маскарад масок: отца, матери, брата.
Сироп от кашля. С него начинали когда-то.
Палата клиники. Картинка не держит удара.
Утрата циником его беспокойного дара.

Бром в чай без сахара. Холсты верните!
Ну, раз мечтам моим не верите, так уходите!
Знайте у каждой постановки есть свой зритель.
Я долго текст учил… Простите?!

Вы не ко мне? Как жаль, ребенком расплачусь.
– Сестра, впусти радугу внутрь – никак иначе.
Развейте мне тоску электрическим током.
Несмелый, затравленный взгляд в сторону окон.

Оставлен Богом среди себе подобных.
Вроде заключенных, а на деле свободных.
Тупой ложкой своё тело уродовал,
Потом кричал, что ты «…хотя бы попробовал!!!»

А, нужно много ли, чтобы не оказаться у края?
А, так уж сложно ли, жизнь прожить не ломая
тонкую, временами шаткую, детскую психику,
избегая попадания в желтую клинику.

Зажигают свет. Обход. Халаты мелькают.
Выводят к завтраку. В палате кого – то ругают.
Мне не доносят письма, но я знаю, из пишут:
– Малыш, я тебя люблю. Ты меня слышишь?

Я смотрю на свои руки: глубоко морщины впились,
Есть мозоли, шрамы эти, все откуда появились?
Руки сильные, но жалко, что терпеть им приходилось,
и жару свечи горящей, и морозную немилость.

Их стегали, их ломали, их кололи, их ругали,
посыпали раны солью, водкой пальцы растирали.
Эти пальцы от бессильной злобы, столько раз сжимались.
Кулаки подвластны воле вновь на пальцы распадались.

А еще я помню время, эти руки целовали,
и в порывах чувств обильных, к лицам женщин прикасали.
А бывало кисть держали, карандаш или гитару,
Пели песню, что хозяин «никогда не будет старым».

Эти руки аккуратно, бритвой мне лицо кромсали,
И в минуты тихой грусти, нежные стихи писали.
Под водой бывали часто, и раскапывали глину,
или из каштанов старых резали фигурки сыну.

Ими я сажал деревья, ими строил дом у моря,
голову держал в кручине, ими рвал цветы на поле.
Сколько раз я свои руки отдавал на отсечение.
Боже! Как я был не прав, примут пусть моё прощение.

Благодарен им за все, прожил ими ощущая,
Умер… и свеча в руках тает, тает, тает, тает.

Однажды ангел фотографию прислал:
улыбка «засветила» объектив.
И на обратной стороне мне написал:
«…ты сам играешь жизненный мотив…»

Я долго размышлял, сопоставлял
моменты прожитые: в чем их суть и толк?
И в каждом постепенно узнавал:
то грубый гарус, то нежнейший шелк.

От понимания секунда длилась миг.
Понятны стали ангела слова.
Я пожалел, что понял их старик,
а не ребенок. Кругом голова:

Что можно изменить и как сказать
всем людям сразу: не терять и дня!
Осталось только фото рассылать
с пометкой: «Все зависит от тебя!»