Александра Шиляева - Диплом Литинститута

Выстрелы.

Внутри у меня сорок пятый, Саша,

Небо в алмазах, шершни немецкие,

Внутри у меня тушёнка с моим папашей,

Внутри у меня грандиозное сердце.

Я ‒ маленькая лошадка,

Хвост у меня в крови.

Паспорта нет, и не было даже.

Видишь клеймо?

Шестьсот шестьдесят три.

Купи меня, Саша, купи!

Сегодня же распродажа…

( Лошадка заплетает хвост в косичку)

Саша:

Как птицы летят на восток,

Так и ты потерялась во времени.

( У лошади носом идёт песок

И плавится бок под стременем).

Диме Долматову

Ветер пульсирует…

Если ты жив ‒

Дай ещё мяса ‒ точу ножи.

Влей ещё гения в этот смрад,

В библиотеку упанишад.

Если ты жив ещё, то живи.

Если ты дома, то выходи.

Если ты месяц, то сбей звезду ‒

Страшную, страшную стрекозу!

Если ты жив, то давай любить

И на песке червячков давить,

Что-то имеющих против меня

Больше и больше день ото дня,

Что-то имеющих против тебя

Больше и больше день ото дня.

Если ты жив, то давай пойдём,

С Камского кинемся кирпичом!

Если ты… Гоу водку пить в дворы!

Если бы, если бы жив был ты.

Кошка на дорожке

А.П.

Ты выпил водки,

Занюхал кошкой.

С тобой мы шли

По кривой дорожке,

И кошка мягко

Хвостом виляла,

Она с тобой нас

Не понимала.

Не избежать нам

Кривой дорожки.

Устали ноги,

Устала кошка.

Она с тобой нас

Не понимала,

Но догоняла,

Нас догоняла.

Ты гордо прятал

Свои печали,

И мы молчали,

О них молчали.

Молчали губы,

Молчала кошка,

Молчало небо.

Вилась дорожка.

Хмурые острова

М.Г.

Мосты не развели, и мы с тобой гуляли

По хмурым островам на сорок пятый день,

С того момента как познала все печали

В герметике стены моя немая тень.

Мы хмурым островам в глаза бросали спички,

Манили чаек из калиновой зари,

С нефритовой Невой играли в переклички,

И отвечали нам река на раз-два-три.

На шум волны бежал слепой неандерталец,

Он в губы целовал балтийский алкоголь.

Ты говорила с ним, большой и средний палец

Соединив в кольцо – произведя огонь.

Моя Мария, мы с тобой давно не пели,

От этого всего на сорок пятый день

Мне хочется в конец начавшейся недели,

С того момента как обрушилась сирень

На мой любимый парк. Там стало так убого

Так грустно и свежо, и пустота в крови

От этого всего съедает понемногу.

Пишу тебе письмо. Ответь на раз-два-три.

Скажи, что там, вдали, всё есть и всё в порядке,

В порядке волшебства не развели мосты,

И сорок пятый день ты провела в палатке

На берегу, с того момента как не мы

Не мыслили, что так сплетёмся островами

Невы и Камы. Всё ‒ одно, и чёрт возьмёт

Пусть эту пустоту, гудящую в стакане.

Уральская тоска. Московский недолёт

И питерская пыль. Прощай, неандерталец.

Прощай, Мария. Я забуду никогда.

Когда соединишь большой и средний палец,

Соедини меня и наши острова.

Палуба войны

А.В.

На палубе на кольцо

Не посмотришь ‒ не обретёшь мир.

Не напишет Сартр в Liberation

О твоей войне на земле могил

И на этой палубе от вина

Ты пьянеешь хуже, чем от любви.

Зеленеет глаз ‒ виноградина.

На мели мы на, намели мы ни…

Не ловили замкнутых рыбаков.

Мне приснились цепи и родина,

Где свобода льётся из дураков ‒

Фиолетовая блевотина.

И свободы этой по горло им…

Не должно быть так, это слишком мно-

Говорят, что ветер вчера родил

Слишком-очень важное ничего.

Это вот для нас. Это мир в войне.

Не в горах, не в церкви, не в хижине.

Ничего тебе, ничего и мне,

Ничего и всем. Ничего. Ни-че-

Говорят, что плохо любить войну.

Ну а мы не любим её, а так…

Просто очень важному никому

Ничего на ушко шепнул Аллах.

На кольце написано «Смерть честна».

Не посмотришь ‒ не обретёшь мир

Ты мог быть добрее, но чья вина,

Что родился ты на земле могил,

Что стоишь со мною на палубе,

Ненавидишь свою историю.

Ну а я всё жду, что ты скажешь мне:

«Я люблю войну. И тебя люблю».

***

Пусть ничего не будет лучше, чем это всё.

Я от всего от этого в капсулу заточён.

Лошадь дудела в трубы канализации ‒

Я отдирал от шеи чёрные пластыри.

Я эту лошадь слушал, я эту лошадь звал…

Мне никого не надо. Я эту лошадь звал.

Лошадь не приходила, лошадь текла внутри

Немузыкальных трубок канализации,

Но доносилось тихое, тусклое «иго-го» …