Array Коллектив авторов - Лучшая французская поэзия

В котле,

В клокочущей смоле

На ужин дьяволам варился.

Моголец в страхе пробудился;

Скорей бежать за колдуном;

Поклоны в пояс; бьет челом:

«Отец мой, изъясни чудесное виденье».—

«Твой сон есть божий глас, —

колдун ему в ответ. —

Визирь в раю за то, что в области сует,

Средь пышного двора, любил уединенье.

Дервишу ж поделом; не будь он суесвят;

Не ползай перед тем, кто силен и богат;

Не суйся к визирям ходить на поклоненье».

Когда б, не бывши колдуном,

И я прибавить мог к словам его два слова,

Тогда смиренно вас молил бы об одном:

Друзья, любите сень родительского крова;

Где ж счастье, как не здесь, на лоне тишины,

С забвением сует, с беспечностью свободы?

О блага чистые, о сладкий дар Природы!

Где вы, мои поля? Где вы, любовь весны?

Страна, где я расцвел в тени уединенья,

Где сладость тайная во грудь мою лилась,

О рощи, о друзья, когда увижу вас?

Когда, покинув свет, опять без принужденья

Вкушать мне вашу сень, ваш сумрак и покой?

О! кто мне возвратит родимые долины?

Когда, когда и Феб и дщери Мнемозины

Придут под тихий кров беседовать со мной?

При них мои часы весельем окрыленны;

Тогда постигну ход таинственных небес

И выспренних светил стезя неоткровенны.

Когда ж не мой удел познанье сих чудес,

Пусть буду напоен лесов очарованьем;

Пускай пленяюся источников журчаньем,

Пусть буду воспевать их блеск и тихий ток!

Нить жизни для меня совьется не из злата;

Мой низок будет кров, постеля не богата;

Но меньше ль бедных сон и сладок и глубок?

И меньше ль он души невинной услажденье?

Ему преобращу мою пустыню в храм;

Придет ли час отбыть к неведомым брегам —

Мой век был тихий день, а смерть успокоенье.

Перевод В. Жуковского

Каплун и сокол

Приветы иногда злых умыслов прикраса.

Один

Московский гражданин,

Пришлец из Арзамаса,

Матюшка-долгохвост, по промыслу каплун,

На кухню должен был явиться

И там на очаге с кухмистером судиться.

Вся дворня взбегалась:

цыпь! цыпь! цыпь! цыпь! Шалун,

Проворно,

Смекнувши, что беда,

Давай бог ноги! «Господа,

Слуга покорный!

По мне, хотя весь день извольте горло драть,

Меня вам не прельстить учтивыми словами!

Теперь: цыпь! цыпь! а там меня щипать,

Да в печку! да, сморчами

Набивши брюхо мне, на стол меня! а там

И поминай как звали!»

Тут сокол-крутонос, которого считали

По всей окружности примером всем бойцам,

Который на жерди, со спесью соколиной,

Раздувши зоб, сидел

И с смехом на гоньбу глядел,

Сказал: «Дурак каплун! с такой, как ты,

скотиной

Из силы выбился честной народ!

Тебя зовут, а ты, урод,

И нос отворотил, оглох, ко всем спиною!

Смотри пожалуй! я тебе ль чета? но так

Не горд! лечу на свист! глухарь, дурак,

Постой! хозяин ждет! вся дворня за тобою!»

Каплун, кряхтя, пыхтя, советнику в ответ:

«Князь сокол, я не глух! меня хозяин ждет?

Но знать хочу, зачем? а этот твой приятель,

Который в фартуке, как вор с ножом,

Так чванится своим узорным колпаком,

Конечно, каплунов усердный почитатель?

Прогневался, что я не падок к их словам!

Но если б соколам,

Как нашей братье каплунам,

На кухне заглянуть случилось

В горшок, где б в кипятке

их княжество варилось,

Тогда хозяйский свист и их бы не провел;

Тогда б, как скот каплун,

черкнул и князь сокол!»

Перевод В. Жуковского

Сокол и Филомела

Летел соко́л. Все куры всхлопотались

Скликать цыплят; бегут цыпляточки,

прижались

Под крылья к маткам; ждут,

чтобы напасть прошла,

Певица филомела,

Которая в лесу пустынницей жила

И в тот час, на беду, к подружке полетела

В соседственный лесок,

Попалась к соколу. «Помилуй, – умоляет, —

Ужели соловьев соколий род не знает!

Какой в них вкус! один лишь звонкий голосок,

И только! Вам, бойцы, грешно нас,

певчих, кушать!

Не лучше ль песенки моей послушать?

Прикажешь ли? спою

Про ласточку, сестру мою…

Как я досталася безбожнику Терею…» —

«Терей! Терей! я дам тебе Терея, тварь!

Годится ль твой Терей на ужин?» —

«Нет, он царь!

Увы! сему злодею

Я вместе с Прогною сестрой

На жертву отдана безжалостной судьбой!

Склони соколий слух к несчастной горемыке!

Гармония мила чувствительным сердцам!..» —

«Конечно! натощак и думать о музы́ке!

Другому пой! я глух!» —

«Я нравлюсь и царям!» —