Очумев от весны, этот город размяк от тепла,
И ленивые сумерки медленно гасят закат.
Переулками сонными – я и подруга-луна,
Чуть касаясь земли, мы идем тихой музыке в такт.
Мы молчим об ушедшем, как будто знакомы сто лет.
И рождаются мысли и чувства почти в унисон.
Молчаливый вопрос и такой же безмолвный ответ.
А высотки вокруг зажигают гирлянды окон.
В этих окнах чужая, возможно счастливая жизнь.
Им нет дела до нас, да и мы непричастны (почти).
В лунном свете реальными кажутся все миражи,
И волшебную сказку рисуют седые лучи.
Я б реальность свою променяла на лунный мираж.
Там уютно, тепло и так далеко до зимы.
Только снова и снова упорно иду на вираж.
Остаются мечты и наивно-невещие сны.
Из капканов комфорта
Наших тесных квартир,
Из привычного дня
Сделав шаг в зазеркалье,
Мы смотрели с тобою
Как рушится мир
Наших будничных дел,
Наших прежних реалий.
Больно ранят осколки
Разбитых зеркал,
Крылья в хлам превращают
Пустые надежды.
Только тот, кто однажды
В раю побывал,
Жить на грешной земле
Не сумеет как прежде.
Держи меня за руку.
Крепче держи!
Пока мы вдвоем —
Нет ни страха, ни боли.
На грани безумства
Судьбы виражи
На «до» и на «после»
Мой мир раскололи.
Я сложила голову на плаху…
Я сложила голову на плаху.
Я сама судья, сама – палач.
И по мне (предшествующий взмаху)
Не раздастся судорожный плач.
Изодравший душу мою в клочья,
Нежный изверг с ангельским лицом,
Спишь ли ты теперь спокойно ночью?
Чувствуешь себя ты подлецом?
Не забуду я, во всем раскаясь,
(время пролетит за годом – год)
Как смотрел ТЫ, мило улыбаясь,
Как всходила Я на эшафот!
Мне уже чуть-чуть за двадцать.
Ладно- ладно! Тридцать пять.
Ах, как хочется смеяться
И до петухов гулять!
Чтоб кипело и горело,
Чтоб бурлила в жилах кровь,
Чтоб не ныло, не болело…
Чтобы первая любовь.
А за первой – пусть вторая.
Без конца – не сосчитать!
Ах, какая молодая —
Баба – ягодка опять!
Эх, душа-то веселится.
Ей ведь паспорт не указ.
Кто-то скажет: «Бес вселился».
Ну и пусть! Живем ведь раз.
Ну и что, что скоро дочек
Надо замуж выдавать.
Кто придумал, что не хочет
Дама в сорок погулять?
Если будет кто-то ахать,
Что пора, мол, на покой,
Я скажу: «Идите на …лесом!!!
Я останусь молодой!»
Полночь-колдунья мне снова поможет
Тихо проникнуть в твой сон.
Не испугает, не потревожит —
Станет лишь сказочным он.
Карие очи, жаркие губы —
Знает цыганская дочь:
Можешь быть дерзким, ласковым, грубым —
Станет волшебною ночь.
Все, что искал ты когда-то по свету,
В хрупких и нежных руках.
Вспыхнет сознание яркой кометой,
И пропадет в облаках.
Гибкое тело в сильных объятьях,
Шепот отрывистый. Стон.
Будем не раз в эту ночь умирать мы
И возрождаться вновь.
А на рассвете я тихо покину сон твой,
В лучах растворюсь.
Лишь ожерелье рассыпанной неги,
Порванной ниткою бус.
Не вспоминай о прошлом никогда
Не вспоминай о прошлом никогда:
Оно лишь тень давно забытой сказки.
Покрыла пыль ушедшие года,
Как сны, забылись, и слова, и ласки.
Не вспоминай. не надо. не тревожь
Минут, ушедших в Вечность, паутинки.
Забудь и откровения, и ложь,
И этот вальс на старой грампластинке.
Пусть смоет дождь из слез мои следы
С души твоей, из сердца. пусть сотрутся
Из памяти твоей те две беды,
Что именами нашими зовутся.
Зачем встречаться и телам, и душам?
Ведь даже вместе – каждый одинок.
Так почему я жду, что вдруг нарушит
Забвение памяти ночной звонок?
Здравствуй, здравствуй. Я шла к тебе тысячи лет,
Я искала тебя среди миллионов прохожих.
Знаю. Знаю, что все это больше похоже на бред —
Ведь сама в чудеса я когда-то не верила тоже.
Мы встречались не раз на бескрайних просторах Земли,
Мы терялись в веках – разводило с тобою нас время.
Развернув паруса, уходили твои корабли,
А меня увозило в кибитке цыганское племя.
Читать дальше