Виталий Белицкий - Отражения отторжений

Там как-то неловко.
Как-то не так.
Не так, как я не думал об этом.
А подумал и стало тягостно тянуть.
Не бесчестный ли я подонок,
Изжевавший, бросивший свой трап на спасение
В болото своего же
Угнетения…

Муравейник. Бетонное начало.
Миллионы коробок
Для миллиардов людей.
Кричи, пока тебя не замолчали.

Здесь выхода нет.
Здесь рассветы черного цвета.
Я как Прометей для них.
Я молния Зевса.

Ничего не стоили.
Ничего не построили.
Расплакавшись, ушли.
Обиделись, расстроились.

И как по весне мы плачем,
Как в надежде тонем каждый раз,
Стоит лишь кусту сирени
Запахнуть вечностью
И в покорном склонить ветви смирении.

Статика в движении.
Захват реальности.
Всеотец, лицезри меня.
Я всего лишь бог для них.

Господь муравейника.
Раздавлен временем.
Ботинком. Бременем.
По муравьиному темени.

Лишь пятно напомнит
Вам когда-то обо мне.
И если лишь найдётся
Один внимательный.

Ничего не стоил.
Просто стою.
Курю, на остановке жизни,
Ожидая смысла трамвай.

Сакрального нет.
Иллюзия автора.
Мы все тут писатели.
Нового Завета создатели.

И у каждого библия своя,
Ведь тут каждый себе бог.
Если мог бы стать им для себя
Никогда не писал бы.

Статика. В движении.
Посмотри на реальности край.
Загляни в бездну через нее.
И ты увидишь себя,
Стоящего, курящего,
Черного, злого, ужасного.
Безликого. И «Он» или скорее «Оно»
Взглянет на тебя.

Время остановилось
И вкус его крепчает.
Губы цвета соленого.
Жаркое солнце.

И надежды нет,
Что кончится что-то
До нашей смерти.

Время стоит.
Тянется, патока, течет.
Беззвучно.

Голодный ублюдок сгорает
Когда-то, где меня нет.
Где-то, куда никто не попадет.
В сине-зелёном огне.

Время, остановка.
Соль на губах
Цвета огня.
Скажите, где выйти.
Это все не про меня.

25-й кадр
26-й человек.
Читать и видеть смысл.
Ждать на кольцевой
Еще один маршрут.
Остановка.

И в морозное утро
Жарким летним днем,
Ждать вечернего смеха
Снежных хлопьев.
Шепота звезд ночных.

Каждый новый шаг все крутит
И крутит асфальт под
Ногами.
Каждый новый прыжок
Подрывает веру в полет.
Каждый новый вдох
Теряет надежду на выход
Из череды одних и тех же дорог.

Дать себе же шанс
На упокой и
Веру в нужный час
На успокоение.

И в покорении я болен
И в здравии был болен
Взглядом в зеркала окон
И стекол.

Стек. Как день с часов.
Загорелся. Как уголь в костре.
Истлел. Как ветер в доме скорбных снов.
Замерз и встал, как дождь в небе,
Как снег в толпе.

И растаяв, остался солью
На щеках.
Тенью, прошедшего взгляда.
Сумрачным призраком коридоров небытия.
И из иного, перешедшего в меня.
Стал иным, перешедшим в другое.
Перешагнув через себя.

Озерная гладь молчит,
Застыв зеркалом памяти.
Ковер травы кричит,
Тянется к ногам и просит
Раздавить его еще раз.

Вмять в земную постель.
Разворошить пожухлые листья
Пальцами огня.
Криком просит вырваться
Нерожденное еще меня.

Сирень цветет, как пули блеск сияя.
Окутала лицо и тянет.
Тянет в пучину и сплетения
Листвы, цветков, корней.
Одухотворив себя весной,
Заткнись и пой, как жил.

Живи и пей, как пил и пел.
Горестное горе быть.
Горе сладкое им стать.
И гадкое во мне кричит.
И рвет растаявшие части.
Пиит.

На струнах лиры был повешен тот,
Кто сжалился и поджигал, и становился на помост

Тот, чьей солью на губах костер
Окрасился, растрескавшись кристаллом.
Огонь, сине-зеленый,
Сожри меня, застынь и разбейся
О время.
И вкус приторный его
Крепнет и крепчает.
Стало душно.
Невыносимо жарко снаружи тем,
Кому вынужденно холодно
Внутри.