Константин Белый - Игра в 21

Потянула за край полог сумрака,

Что в котомку вчера засунула.

Растянула над миром бережно

От зарниц и до самого берега.

Разукрасила небо звёздами –

Где-то россыпью, где-то гроздьями.

А чтоб было ещё и весело

Над землёй два ковша повесила.

Чуть притронулась к ветру веером,

И прохладой на мир повеяло.

Успокоились волны грозные,

Стали вялые, несерьёзные.

Сонно лижут скалы остывшие,

По-над морем грозно нависшие.

Камни меж собой тихо шепчутся,

С боку на бок лениво вертятся.

Лес над скалами и над водами

То стеной, а то – хороводами.

Тянут дерева ветви в темноту

Гладят листьями тех, кто бродит тут.

Стало всё вокруг словно сказочным,

Полувидимым, недосказанным.

Мир наполнился полузвуками,

Полускрипами, полустуками,

Полувздохами, полукриками.

Полулицами, полуликами.

То ли сон, то ли явь – не понять уже…

Но луна явилась – ну надо же!

Из-за моря-земли показалась вдруг.

Из горбушки её получился круг.

Пробежала по морю дорожкою,

Ночь погладила белой ладошкою.

А в ответ звёздной млечной дорогою,

Мокрый лоб луны ночь потрогала.

До утра они стали озорнича́ть,

А потом ушли вместе рассвет встречать.

~ * ~

Разбуянился

полуночный шторм.

Ветер режет край

у высоких волн.

Море берег бьёт,

злится, бесится,

языки свои

тянет к месяцу.

И утробою

водной зарычав,

тянет камни вглубь,

чтоб удар крепчал.

Но волну разбив

вновь о скалы вдрызг,

поднимает шквал

миллиарды брызг.

А на дикий вальс

ветра и воды

смотрит белый глаз

Северной звезды.

Последняя неделя лета

Уже дожди напились силой.

Уже пришли в движенье тучи.

И ожидает жертв уныло

осенних дней песок зыбучий

Мы попрощаемся с друзьями

и скоро обо всём забудем.

Переливаясь пузырями,

нас окружат дела и люди.

И снова в сердце грусть таится.

И все вопросы без ответа.

Она уже не повторится,

она вздохнёт и растворится –

последняя неделя лета.

Ещё нам шелестят деревья,

играя с ветром втихомолку.

И солнце днём ещё нас греет.

Но это всё уже без толку.

Ведь скоро мы напьёмся ливней

до водяных, до мокрых стелек.

И прислонившись к батарее,

в окно уставимся как в телек.

Но пусть осталось так немного

для каждого тепла и света.

Она тебя не судит строго,

она проводит до порога –

последняя неделя лета.

~ * ~

А город растерян, а город потерян,

Он опустошён, он ни в чём не уверен.

Ему осень тихо ложится на плечи,

И что-то негромко и вкрадчиво шепчет…

И он застывает, и он остывает.

К ногам пожелтевшее лето бросает.

Он бег усмиряет, и смотрит устало

На то, что осталось, на то, что отстало.

Он очень устал, он почти засыпает,

Он пледом листвы сам себя засыпает.

Он так утомлен летним солнцем и зноем…

Сейчас он уснёт, а проснётся весною.

Но ветер вдруг взмахом невидимой кисти

С земли поднимает шуршащие листья.

И листья взлетают, и кру́жат, и кру́жат

Над солнцем, плывущим куда-то по лужам.

А дождь вниз протянет звенящие пальцы,

И листья нырнут, станут в лужах купаться.

А тот заиграет на бубнах и альте,

И город проявится в мокром асфальте.

Он вырастет вниз, и поднимется к тучам,

Он плечи расправит, вновь станет могучим.

И станет свободным, и станет просторным,

И дерзким как прежде, как прежде задорным.

И смысл бытия станет городу ясен:

Он вечно живой, и он вечно прекрасен!

И это не сон, это не наважденье,

И это не смерть – это перерожденье!

Себе подмигнёт отражением окон,

И свет по воде заструится потоком.

Он ночью дождливою соткан из света.

Он сам себе солнце, он сам себе лето.

Московская осень

Московская осень

чудна и прекрасна!

Она бабьелетна,

она древокрасна.

Она шуршелистна,

она желтокучна.

Она синенебна,

она сизотучна.

Она брызголужна,

она краскосочна.

Она дождекапна,

она тёмноночна.

Она мокронога,

она носохладна.

Так всем нам и надо!

И пусть! Вот и ладно!

Холода

Закружило, запуржило –

наступили холода.

Всё остыло, всё застыло,

всё в сугробах, всё во льдах.

Облетело, побелело,

что горело на ветвях.

Что успело – улетело,

убежало второпях.

Гололедица местами,

а местами – гололёд.

Всё вокруг устало встало,

даже время не идёт.

На дорогах и тропинках