Ни в ветвях, ни в земле… в небесах…
Только ветра ищи в волосах!
(Она усмехается. Через некоторое время она возвращается
в купе, где замирает перед увядающим букетом
в вазе на маленьком столе.)
Правда, чувствую: пахнет смерть
И для тех, кто гнездовьем обложен.
Путь – идти… Если вынести сможем.
А когда… Боже, людям ответь…
(Она выхватывает цветы из вазы, распахивает форточку;
начинает сыпаться снег, который сдувает в сторону, и она
выбрасывает цветы в окно, и сцена с нею поворачивается,
последовательно ускоряясь – имитируется её отъезд.)
Платформа малой станции. Магазинчик с прессой,
чуть поодаль видна вывеска «Текстиль».
Таня выходит на платформу.
Таня:
Когда слышно, как тормоза
Притирают вагоны в ударах,
Убывает пути перегар,
И смелеют людей голоса.
Масса тел вдруг покинет поезд,
Ради тверди с движенья сойдя,
Ну а я… чуть потуже пояс
Затяну и, чуть-чуть погодя,
Перейду на платформы плаху,
Где судилище местных людей
Проклянёт… да хоть стать лебедей,
Раздирая наживы рубаху…
Они рвут, ну а мне – соткать
Полотно переливчатых истин.
Пусть нейдут они здесь с молотка,
Быт не будет здесь ими выстлан,
Но они… Но они поют
Ту же песнь, что ветра, воды, камни;
В мир вещей я их изолью
В красоте, что соткать… связать мне.
(Подходит к пристанционному
текстильному магазинчику.)
Только вот незадача: ткать
Красоту неземную нужно
Из материи здешней клубка,
Что чрез третии руки натужно
Могут выдать лишь люди земли…
(Заходит вовнутрь.)
Добрый день! А найдётся ли
Два мотка фиолетовой пряжи?
Торговец:
А на кой тебе? Для поклажи
Можешь ниток купить. Или вон
У соседки возьми самогон.
(Ухмыляется.)
Таня:
Вы не поняли… Мне для вязанья.
Торговец:
Да я вижу. А вяжешь-то что?
Таня:
О красотах мира сказанье.
Торговец:
Что? Давай не бреши! А то
Ещё скажешь, не то тебе про́дал…
Таня:
Да а есть ли на что посмотреть?
Торговец, начиная нервничать, перебирает коробки
под столом, доставая одну на прилавок:
Я тебе сейчас, что ли, в родах
Должен выдать чего-то там?
Ишь… настырная… Ниша не та…
Вот, здесь ассортимента на треть…
Таня:
Красный? Будет, как пламя, гореть…
Жёлтый, белый, и синий, и чёрный…
Тусклый… Тот – слишком яркий, никчёмный…
Будет, что ли, сиреневый тут?
Торговец:
Я ж достал! Тебе, что ли, не ту
Пачку выдать, чтоб ты не брыкалась?
На вон… Ну-ка, сейчас покопаюсь…
Во, отдам, как за три вязанки
Твоих ниток; один затяг —
И хотелки твои по незнанке
Все уйдут… И уже не судя,
Ты поверишь: художество – сила,
Потому что оно – внутри.
А? Давай, ну, бери же, бери!
Таня:
Нет, спасибо. Не то я просила.
Тот, кто самодовольную блажь
За художество выдаёт,
Тот не только себе соврёт,
Выдавая низины за горы;
Не художник тот, но торгаш.
Бирюзовый ещё был бы впору…
Торговец:
Всё, что есть, показал. Шла б ты вон!
Обслужить тебе впору вагон!
Таня разворачивается и уходит.
Таня снова в купе.
Таня:
Вот и кончено аутодафе
Для мечтательных маленьких фей…
Что ж… Сегодня и здесь неудачно.
И обида застряла в груди.
Моей вазе записок мрачных
Отвориться… Чтоб дальше идти,
Я оставлю всё то на бумаге,
Что могло вдруг ко мне прикипеть.
Как учили: свою песню петь —
Не чужими словами давиться…
Голос из-за двери:
Где-то здесь должна быть проводница…
Мне бы чаю… И где кипяток?
Таня:
Вот, пожалуйста, возьмите пакетик…
И вода в том углу, да, вон в том,
Где сейчас проходили дети.
Так… Кому-то здесь скоро согреться…
Как хотела, достану бумагу —
Вылью прочь ту ненужную брагу,
О которой мне вслух не сказать;
Помню: надо мне всё описать,
И что было, и что неприятно.
И, записку свернув иль сложив,
Снова в вазу упрятать, обратно.
Чтоб потом иной раз
Вдруг достать, перечесть,
Рассмеяться в лицо своей дури,
А потом – долой с глаз,
Дать огню его съесть —
Самозваное, мелкое горе.
Только правило: нужно писать
Честно, полно, чтоб как перед смертью:
Не бояться, не мяться, не скрыть голоса
В постановочной слов круговерти.
Читать дальше