Николай Некрасов - Некрасов Н.А. Стихотворения. Поэмы

Стр. 395. …мог еще увидеться с тобой, и опоздал… — Некрасов жил в Петербурге, когда умерла мать. Он приехал на родину через несколько дней после ее смерти.

Стр. 397. Талька — моток ниток.

Зине («Пододвинь перо, бумагу, книги!..»)(стр. 402). — Милый друг! Легенду я слыхал … — Недавно высказано мнение, что речь идет о легенде, которая легла в основу притчи «О двух великих грешниках» из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» («Русский фольклор», VII, М.—Л. 1962, стр. 97).

Баюшки-баю(стр. 402). — Некрасов продиктовал это стихотворение своей сестре 3 марта 1877 года.

После 3 марта в здоровье поэта произошло резкое ухудшение. Он записал в дневнике: «Недуг меня одолел, но муза явилась ко мне беззубой, дряхлой старухой, не было и следа прежней красоты и молодости, того образа породистой русской крестьянки, в каком она всего чаще являлась мне и в каком обрисована в поэме моей «Мороз, Красный нос». Я пожалел, что я не выдержал:

Летом на Черной речке он вспомнил о «Баюшки-баю» и отметил в дневнике:

«14-го июня. — Буду писать, что приходит в голову; надо же убивать время… Сибиряки обнаружили особенную симпатию ко мне со времени моей болезни. Много получаю стихов, писем и телеграмм. Было две с двумя десятками подписей. Я хотел сделать на это намек в стихотворении «Баюшки-баю» — и было там четыре стиха:

да побоялся, не глупо ли будет. А теперь этого вопроса решить не могу и подавно».

Художник И. Н. Крамской, писавший в то время портрет Некрасова, рассказывал П. М. Третьякову: «… Какие стихи его последние, самая последняя песня 3 марта «Баюшки-баю»! Просто решительно одно из величайших произведений русской поэзии!» (А. П. Боткина, Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве, М. 1951, стр. 98).

Стихи о «людской злобе», нанесшей поэту обиду, относятся, вероятно, к цензуре, которая незадолго до того запретила печатать «Пир — на весь мир».

«Черный день! как нищий просит хлеба…»(стр. 404). — Написано весною 1877 года. Первоначально в четвертом стихе не было упоминания о цензорах. Оно появилось при таких обстоятельствах. По случаю пасхи цензура отложила рассмотрение книги «Последние песни». «Брат был очень расстроен, — вспоминает А. А. Буткевич, — выход книги отсрочивался на три недели. «Для меня, — говорил он, — это целая вечность, когда каждый день может быть последним» («Литературное наследство», т. 49/50, М. 1946, стр. 172).

Чтобы ускорить выход книги, Некрасов решил обратиться к председателю цензурного комитета с письмом, где просил, невзирая на праздники, частным образом просмотреть и разрешить его «Песни». Но когда письмо было написано, он, по словам сестры, передумал посылать его: «Не хочу я у них ничего просить. Пусть будет как будет». На столе лежали только что записанные мною стихи «Черный день». Брат взглянул на них: «поправь, пожалуйста, там, напиши: «друзей, врагов и цензоров » (там же).

Ты не забыта…(стр. 404). — Цензор Лебедев доносил в комитет, что Некрасов в этом стихотворении «желает освятить идею самоубийства (!), так как не только прощает девушке, покусившейся на свою жизнь, ее поступок, но видит в нем поучение другим и могилу ее называет великой…» («Голос минувшего», 1918, № 4–6, стр. 104).

Цензор оказался не в состоянии понять, что Некрасов видел величие этой девушки в самоотверженном служении революционному делу.

Сон(стр. 405). — Страдания Некрасова во время его предсмертной болезни были так велики, что приходилось ежедневно прибегать к наркозу. Лишь на несколько минут, между двумя приемами опия, он чувствовал некоторое просветление и стремился использовать это короткое время для писания стихов.

В стихотворении «Сон» есть несколько строк об одуряющем влиянии наркоза, которое мешает поэту творить:

«О Муза! я у двери гроба!..»(стр. 406). — По свидетельству сестры Некрасова, это стихотворение «было последним, которое он написал…» («Стихотворения» 1879, т. IV, стр. CV).