Начальство — други-кумовья,
Стрясись беда — поправят,
Работы много — свистну я:
Соседи не оставят;
Округа вся в горсти моей,
Казна — надежней цепи:
Уж нет помещичьих крепей,
Мои остались крепи.
Судью за денежки куплю,
Умилостивлю бога…»
(Русак природный — во хмелю
Он был хвастлив немного…)
VI
Полвека прожил так Наум
И не тужил нимало,
Работал в нем житейский ум,
А сердце мирно спало.
Встречаясь с ним, я вспоминал
Невольно дуб красивый
В моем саду: там сети ткал
Паук трудолюбивый.
С утра спускался он не раз
По тонкой паутинке,
Как по канату водолаз,
К какой-нибудь личинке,
То комара подстерегал
И жадно влек в объятья,
А пообедав, продолжал
Обычные занятья.
И вывел, точно напоказ,
Паук мой паутину.
Какая ткань! Какой запас
На черную годину!
Там мошек целые стада
Нашли себе могилы,
Попали бабочки туда —
Летуньи пестрокрылы;
Его сосед, другой паук,
Качался там, замучен,
А мой — отъелся вон из рук!
Доволен, гладок, тучен,
То мирно дремлет в уголку,
То мухою закусит…
Живется славно пауку:
Не тужит и не трусит!
С Наумом я давно знаком;
Еще как был моложе,
Наума с этим пауком
Я сравнивал… И что же?
Уж округлился капитал,
В купцы бы надо вскоре,
А человек затосковал!
Пришло к Науму горе…
VII
Сидел он поздно у ворот,
В расчеты погруженный;
Последний свистнул пароход
На Волге полусонной,
И потянулись на покой
И человек и птица.
Зашли к Науму той порой
Молодчик да девица:
У Тани русая коса
И голубые очи,
У Вани вьются волоса.
«Укрой от темной ночи!»
— А самоварчик надо греть?
«Пожалуй…» Ни минутки
Не могут гости посидеть:
У них и смех и шутки,
Задеть друг дружку норовят
Ногой, рукой, плечами,
И так глядят… и так шалят,
Чуть отвернись, губами!
То вспыхнет личико у ней,
То белое как сливки…
Поели гости калачей,
Отведали наливки:
«Теперь уснем мы до утра,
У вас покой, приволье!»
— А кто вы? — «Братец и сестра,
Идем на богомолье».
Он думал: «Врет! поди сманил
Купеческую дочку!
Да что мне? Лишь бы заплатил!
Пускай почуют ночку».
Он им подушек пару дал:
«Уснете на диване».
И доброй ночи пожелал
И молодцу и Тане.
В своей каморке на часах
Поддернул кверху гири
И утонул в пуховиках…
Проснулся: бьет четыре,
Еще темно; во рту горит.
Кваску ему желалось,
Да квас-то в горнице стоит,
Где парочка осталась.
«Жаль! не пришло вчера на ум!
Да я пройду тихонько,
Добуду! (думает Наум)
Чай, спят они крепонько,
Не скоро их бы разбудил
Теперь и конский топот…»
Но только дверь приотворил,
Услышал тихий шепот:
«Покурим, Ваня!» — говорит
Молодчику девица.
И спичка чиркнула — горит…
Увидел он их лица:
Красиво Ванино лицо,
Красивее у Тани!
Рука, согнутая в кольцо,
Лежит на шее Вани,
Нагая, полная рука!
У Тани грудь открыта,
Как жар горит одна щека,
Косой другая скрыта.
Еще он видел на лету,
Как встретились их очи.
И вновь на юную чету
Спустился полог ночи.
Назад тихонько он ушел,
И с той поры Наума
Не узнают: он вечно зол,
Сидит один угрюмо,
Или пойдет бродить окрест
И к ночи лишь вернется,
Соленых рыжиков не ест,
И чай ему не пьется.
Забыл наливки настоять
Душистой поленикой.
Хозяйство стало упадать —
Грозит урон великий!
На счетах спутался не раз,
Хоть счетчик был отменный…
Две пары глаз, блаженных глаз,
Горят пред ним бессменно!
«Я сладко пил, я сладко ел, —
Он думает уныло. —
А кто мне в очи так смотрел?..»
И всё ему постыло…
1874
Элегия
(«Пускай нам говорит изменчивая мода…»)
{138}
Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая — «страдания народа»
И что поэзия забыть ее должна, —
Не верьте., юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Процвел бы божий мир!.. Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Как тощие стада по скошенным лугам,
Оплакивать их рок, служить им будет муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!..
Толпе напоминать, что бедствует народ
В то время, как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира —
Чему достойнее служить могла бы лира?..
Читать дальше