Игорь Тальков - Оборванная струна

Всему свой срок, всему свой миг,
И каждому — свое.
Кто хоть чуть-чуть себя постиг —
Тот многое поймет.

Признанье — самый верный путь
К далекой истине
И к тайнам счастья, коих суть
Не отыскать в вине.

Признанье все способно дать:
И радость и полет,
Но только важно отыскать
Призвание свое.

А ощущениям своим,
Когда бываешь пьян,
Опасно верить. И пойми:
Их суть — самообман.

Глядя, как ты провожаешь разочарованье,
День уходящий и хмуро встречаешь зарю,
Думаю, что не улучшу твое состоянье,
Если нарушу молчанье и заговорю.

Катится, катится жизнь колесницей фатальной,
Мы — пассажиры на данном отрезке пути,
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.

Видя, как ты постоянно уходишь в забвенье,
Ищешь спасенье в вине, я тебя не сужу,
Но думаю, что не улучшу твое настроенье,
Если свое впечатленье о жизни скажу:

Катится, катится жизнь колесницей фатальной,
Мы — пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.

Годы пройдут, погружая тебя в ожиданье
И в созерцанье пейзажей за хрупким окном
Этой, катящейся вдаль, колесницы фатальной,
А за чертой горизонта с нее мы сойдем.

Катится, катится жизнь колесницей фатальной.
Мы — пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.

Проснувшись как-то на рассвете,
В осколок зеркала свой кинул взгляд
И с сожалением отметил,
Что видеть самого себя не рад:
В глазах тоска, а под глазами
Мешки от курева и крепких вин.
Я встал с постели и заставил
Пойти себя в спортивный магазин.
С тех пор я не хожу к врачу.
На двадцать лет моложе стал.
Играю, прыгаю, скачу
И по утрам не бью зеркал.
Смеются надо мной соседи
И молча крутят пальцем у виска,
Когда я на велосипеде
Вдруг уезжаю в отпуск на юга.
А мне-то что? Судите сами:
Я стал вынослив, как индийский йог, —
На голове стою часами
И зайцем прыгаю под потолок
Хоккей, футбол,
Спидвей, гандбол —
Мне не прожить без вас и дня.
Бобслей, слалом —
Спасибо вам
За то, что вы спасли меня
(От смерти).

Он так привык бояться
Написанного слова.
А мне-то что пугаться —
Я самообразован.

Ему пять лет внушали,
Что можно, что не можно,
И голову сношали
Благопристойной ложью.

Ему пять лет долбили
Про «надо» и «не надо»,
Одно лишь обходили,
Что есть на свете правда.

Не та, конечно, правда,
Что в «можно» надо втиснуть,
А та — святая правда
Без лжи и компромиссов.

И пусть твердят ублюдки,
Что истина опасна, —
Она не проститутка,
Чтоб быть все время разной.

Она уедет в США, он уедет в Бонн,
Я попрощаюсь с ними молча, навсегда.
Все бегут на Запад — выездной сезон,
И даже солнце каждый день спешит туда.

Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что все в этой жизни
Имеет исток.

Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток.

Стирает каждый новый день
В старой книжке записной
Моих друзей московских
Адреса.
И в Новый год не смеется телефон
Компанией ночной,
А в трубке слышу я чужие
Голоса.

Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что все в этой жизни
Имеет исток.

Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток.

Она сломалась в США, из Бонна он исчез…
Я это знал, прощаясь с ними навсегда.
У эмигрантов — грустная судьба,
А тот, кто останется здесь,
Увидит, как солнце встает
И рождается Новый век,
Кто выдержит здесь, тот поймет,
Что он — Человек.

Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что все в этой жизни
Имеет исток.

Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток.

Ты искал своей надежды остров,
Но найти его не так-то просто.
Часто пламя всех надежд на свете
Задувает беспощадный ветер.