Александр Галич - Стихотворения и поэмы

С эти, звенящие медью, слова
Мы все повторяли не раз и не два.

Но как-то с трибуны большой человек
Воскликнул с волненьем и жаром:
«Однажды задумал предатель Олег
Отмстить нашим братьям-хазарам…»

Уходят слова, и приходят слова,
Да правдою правда вступает в права.

Сменяются правды, как в оттепель снег,
И скажем, чтоб кончилась смута:
«Каким-то хазарам какой-то Олег,
Да что-то отмстил почему-то».

И это преданье седой старины
Пример для историков нашей страны.

В майский вечер, пронзительно дымный,
Всех побегов герой, всех погонь,
Как он мчал, бесноватый и дивный,
С золотыми копытами конь.

И металась могучая грива
На ветру языками огня,
И звенела цыганская гривна,
Заплетенная в гриву коня.

Воплощенье веселого гнева,
Не крещеный позорным кнутом,
Как он мчал — все налево, налево…
И скрывался из виду потом…

Он, бывало, нам снился ночами,
Как живой — от копыт до седла,
Впрочем, всё это было вначале,
К начало прекрасно всегда.

Но приходит с годами прозренье,
И томит наши души оно,
Словно горькое, трезвое зелье
Подливают в хмельное вино.

Постарели мы и полысели,
И погашен волшебный огонь.
Лишь кружит на своей карусели
Сам себе опостылевший конь!

Ни печали не зная, ни гнева,
По-собачьи виляя хвостом,
Он кружит все налево, налево,
И направо, направо потом.

И унылый сморчок — бедолага,
Медяками в кармане звеня,
Карусельщик — майор из ГУЛАГа —
Знай гоняет по кругу коня!

В круглый мир, намалеванный кругло,
Круглый вход охраняет конвой…
И топочет дурацкая кукла,
И кружит деревянная кукла,
Притворяясь живой.

Ох, ему и всыпали по первое,
По дерьму, спеленутого, волоком!
Праведные суки, брызжа пеною,
Обзывали жуликом и Поллоком!

Раздавались выкрики и выпады,
Ставились искусно многоточия,
А в конце, как водится, оргвыводы —
Мастерская, договор и прочее…

Он припер вещички в гололедицу
(Всё в один упрятал узел драненький)
И свалил их в угол, как поленницу —
И холсты, и краски, и подрамники…

Томка вмиг слетала за «кубанскою»,
То да се, яичко, два творожничка…
Он грамм сто принял, заел колбаскою,
И сказал, что полежит немножечко.

Выгреб тайно из пальтишка рваного
Нембутал, прикопленный заранее…
А на кухне теща из Иванова,
Ксенья Павловна, вела дознание.

За окошком ветер мял акацию,
Билось чье-то сизое исподнее…
— А за что ж его? — Да за абстракцию.
— Это ж надо! А трезвону подняли!

Он откуда родом? — Он из Рыбинска.
— Что рисует? — Всё натуру разную.
— Сам еврей? — А что? — Сиди не рыпайся!
Вон у Ритки без ноги, да с язвою…

Курит много? — В день полпачки «Севера».
— Риткин, дьявол, курит вроде некрута,
А у них еще по лавкам семеро…
Хорошо живете? — Лучше некуда!..

— Риткин, что ни вечер, то с приятелем,
Заимела, дура, в доме ворога…
Значит окаянный твой с понятием:
В день полпачки «Севера» — недорого.

Пить-то пьет? —
— Как все, по воскресениям!
— Риткин пьет, вся рожа окарябана!…
Помолчали, хрустнуло печение,
И, вздохнув, сказала теща Ксения, —
— Ладно уж, прокормим окаянного…

Ах, как мне хотелось, мальчонке,
Проехаться на велосипеде.
Не детском, не трехколесном, —
Взрослом велосипеде!

И мчаться навстречу соснам —
Туда, где сосны и ели, —
И чтоб из окна глядели,
Завидуя мне, соседи —
Смотрите, смотрите, смотрите,
Смотрите, мальчишка едет
На взрослом велосипеде!..

…Ехал мальчишка по улице
На взрослом велосипеде.
— Наркомовский Петька, умница, —
Шептались вокруг соседи.

Я крикнул — дай прокатиться! —
А он ничего не ответил,
Он ехал медленно, медленно,
А я бы летел, как ветер,
А я бы звоночком цокал,
А я бы крутил педали,
Промчался бы мимо окон —
И только б меня видали!..

… Теперь у меня в передней
Пылится велосипед.
Пылится уже, наверно,
С добрый десяток лет.
Но только того мальчишки
Больше на свете нет,
А взрослому, мне не нужен
Взрослый велосипед!