Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Кардинал-инквизитор. Практически нам не придется заходить слишком далеко. Он человек плоти. Он немедленно уступит.

Папа.Да, он склонен к земным наслаждениям больше, чем кто-либо другой из известных мне людей. Он и мыслит сластолюбиво. Он не может отвергнуть ни старое вино, ни новую мысль. Однако я не хочу осуждения научных данных. Я не хочу, чтобы звучали враждебные боевые кличи: «За церковь!» и «За разум!». Я разрешил ему издать книгу, поставив одно условие, чтобы в конце было указано, что последнее слово принадлежит все же не науке, а вере. Он выполнил это условие.

Кардинал-инквизитор. Но как? В его книге спорят глупец, который, конечно, защищает воззрения Аристотеля, и умный человек, конечно, представляющий господина Галилея. И кто же, ваше святейшество, как вы думаете, произносит это заключительное суждение?

Папа.Что еще за новости! Кто же выражает наше мнение?

Кардинал-инквизитор. Уж конечно, не умный человек.

Папа.Какова наглость! Однако этот топот невыносим. Что там, весь свет собрался?

Кардинал-инквизитор. Не весь, но его лучшая часть.

Пауза.

Папа (уже в полном облачении). В самом крайнем случае пусть ему только покажут орудия.

Кардинал-инквизитор. Этого будет достаточно, ваше святейшество. Господин Галилей ведь разбирается в орудиях.

Галилео Галилей по требованию инквизиции 22 июня 1633 года отрекается от своего учения о вращении Земли.

Дворец флорентийского посла в Риме. УченикиГалилея ожидают известий. Маленький монахи Федерцонииграют в шахматы по-новому (делая ходы через всю доску). В углу Вирджинияна коленях читает молитву.

Маленький монах.Папа его не принял. Теперь с учеными диспутами покончено.

Федерцони.В этом была его последняя надежда. Да, правдой оказалось то, что он ему сказал много лет тому назад в Риме, когда еще был кардиналом Барберини: ты нам нужен. Теперь они его заполучили.

Андреа.Они убьют его. «Беседы» останутся недописанными.

Федерцони (смотрит на него искоса). Ты думаешь?

Андреа.Да, потому что он никогда не отречется.

Пауза.

Маленький монах.Когда по ночам не спится, в голову лезут всегда какие-то посторонние мысли. Сегодня ночью, например, я все время думал о том, что ему не нужно было покидать Венецианскую республику.

Андреа.Там он не мог бы написать свою книгу.

Федерцони.A во Флоренции он не смог ее издать.

Пауза.

Маленький монах.И еще я думал — оставят ли они ему его камешек, который он все время носит в кармане. Его камень для доказательств.

Федерцони.Там, куда они его уведут, носят одежду без карманов.

Андреа (кричит). Они не осмелятся! Но даже если так, он не отречется. «Кто не знает истины, тот просто глуп, но кто знает истину и называет ее ложью, тот преступник».

Федерцони.Я тоже не верю этому, и я не хотел бы жить, если он поступит так. Но ведь у них сила.

Андреа.Не все можно сделать силой.

Федерцони.Может быть.

Маленький монах (шепотом). Он просидел в тюрьме двадцать три дня. Вчера его вызывали для большого допроса, а сегодня заседание. (Заметив, что Андрей прислушивается, говорит громче). Когда я пришел к нему сюда в тот раз, через два дня после декрета, мы сидели вон там, и он показал мне на маленькую статую Приапа в саду, у солнечных часов, — вон она видна отсюда, и он сравнивал свой труд со стихотворением Горация, в котором тоже ничего нельзя изменить. Он говорил о своем чувстве красоты, которое побуждает его искать истину. И он вспомнил девиз: Hieme et aestate, et prope et procul, usque dum vivam et ultra [8]. И он подразумевал искания истины.

Андреа (обращаясь к маленькому монаху). Ты рассказывал ему, как он стоял перед римской коллегией, когда они испытывали его трубу? Расскажи ему!

Маленький монах качает головой.

Он был таким же, как всегда. Уперся руками в свои окорока, выпятил брюхо и заявил: «Я прошу вас быть разумными, господа». (Смеясь, копирует Галилея.)

Пауза.

(Показывает на Вирджинию.) Она молится, чтобы он отрекся.

Федерцони.Оставь ее. Она совсем запуталась с тех пор, как они с ней поговорили. Они вызвали сюда из Флоренции ее исповедника.