Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Сагредо.Прежде всего ты человек. И я спрашиваю тебя, где же бог в твоей системе мироздания?

Галилей.В нас самих либо нигде.

Сагредо (кричит). Ведь так же говорил сожженный!

Галилей.Так же говорил сожженный.

Сагредо.За это он и был сожжен! Еще не прошло и десяти лет!

Галилей.Потому что он ничего не мог доказать. Потому что он только утверждал.

Сагредо.Галилей, я всегда считал тебя умным человеком. Семнадцать лет в Падуе и три года в Пизе ты терпеливо излагал сотням студентов систему Птолемея, которая соответствует писанию и утверждена церковью, основанной на писании. Ты считал ее неправильной, так же как Коперник, но ты излагал ее ученикам.

Галилей.Потому что я ничего не мог доказать.

Сагредо (недоверчиво). И ты считаешь, что теперь что-то изменилось?

Галилей.Все изменилось! Послушай, Сагредо! Я верю в человека и, следовательно, верю в его разум! Без этой веры у меня не было бы сил утром встать с постели.

Сагредо.Ну а теперь послушай, что я тебе скажу. Я не верю в это. Сорок лет, проведенные среди людей, научили меня; люди недоступны доводам разума. Покажи им красный хвост кометы, внуши им слепой ужас — и они побегут из домов, ломая себе ноги. Но сообщи им разумную истину, снова и снова докажи ее, и они попросту высмеют тебя.

Галилей.Это совершеннейшая неправда, это клевета. Не понимаю, как ты можешь любить науку, если думаешь так. Только мертвецов нельзя убедить доказательствами!

Сагредо.Как ты можешь смешивать их жалкую хитрость с разумом!

Галилей.Я не говорю о хитрости. Я знаю, что они называют осла конем, когда продают его, а коня — ослом, когда покупают. В этом их хитрость. Но старуха, которая, готовясь в путь, накануне жесткой рукой подкладывает мулу лишнюю вязанку сена, корабельщик, который, закупая припасы, думает о бурях и штилях, ребенок, который натягивает шапку, когда ему докажут, что возможен дождь, — на них на всех действуют доказательства. И на «их на всех я надеюсь. Да, я верю в кроткую власть разума, управляющего людьми. Они не могут подолгу противостоять этой власти. Ни один человек не может долго наблюдать (поднимает руку и роняет на пол камень), как я роняю камень и при этом говорю: он не падает. На это не способен ни один человек. Соблазн, который исходит от доказательства, слишком велик. Ему поддается большинство, а со временем поддадутся все. Мыслить — это одно из величайших наслаждений человеческого рода.

Госпожа Сарти (входя). Вы меня звали, господин Галилей?

Галилей (опять подошел к телескопу, что-то записывает, очень приветливо). Да, мне нужен Андреа.

Госпожа Сарти.Андреа? Он в постели, он спит.

Галилей.Не могли бы вы его разбудить?

Госпожа Сарти.А зачем это он вам нужен?

Галилей.Я хочу показать ему кое-что, что его порадует. Он должен увидеть то, что, кроме нас, еще никто не видел с тех пор, как существует Земля.

Госпожа Сарти.Значит, опять глазеть в вашу трубу?

Галилей.Да, в мою трубу, Сарти.

Госпожа Сарти.И ради этого я должна его будить среди ночи? Да вы в своем уме? Ему нужно спать по ночам. И не подумаю его будить.

Галилей.Ни в коем случае?

Госпожа Сарти.Ни в коем случае.

Галилей.Тогда, Сарти, может быть, вы мне поможете? Видите ли, возник вопрос, о котором мы никак не можем договориться, — вероятно, потому что прочитали слишком много книг. А речь идет о небе, о созвездиях. Спрашивается, как предполагать, что вокруг чего вращается: большое вокруг малого или малое вокруг большого?

Госпожа Сарти (недоверчиво). Вас нелегко понять, господин Галилей. Вы серьезно спрашиваете или опять собираетесь дурачить меня?

Галилей.Это серьезный вопрос.

Госпожа Сарти.Тогда я могу вам быстро ответить. Кто подает обед: я вам или вы мне?

Галилей.Вы подаете мне. Вчера он был пригоревшим.

Госпожа Сарти.А почему он был пригоревшим? Потому что я должна была принести вам башмаки как раз тогда, когда все поспевало. Ведь я приносила вам башмаки?

Галилей.По-видимому.

Госпожа Сарти.А все потому, что вы ученый и вы мне платите.

Галилей.Понятно, понятно. Это нетрудно понять. Спокойной ночи, Сарти.

Госпожа Сарти уходит смеясь.