Арсений Тарковский - Стихотворения. Поэмы

Там у вокзала стоит бронепоезд в брезенте,
И брат меня учит стрелять из лефоше.
А в городе Музыки дети играют сонаты Клементи,
И город покинут и чужд потрясенной душе.

Ты угадаешь по влажной соли,
Прочтешь по траве, что вдали, на краю земли, —
Море за степями шумит на воле,
И на рейде стоят корабли.

И если хоть что-нибудь осуществимо
Из моих обещаний, то я тебе подарю
Город Море, и город Пароходного Дыма,
И город Морскую Зарю.

– Мне скучно в твоих городах, – ты скажешь.
– Не знаю,
Как я буду в городе Музыки жить, никого не любя,
А морская заря и море, выгнутое по краю, —
Синее море было моим без тебя.

Никого со мною нет.
На стене висит портрет.

По слепым глазам старухи
Ходят мухи,
мухи,
мухи.

– Хорошо ли, – говорю, —
Под стеклом в твоем раю?
По щеке сползает муха,
Отвечает мне старуха:

– А тебе в твоем дому
Хорошо ли одному?

Лучше я побуду в коридоре, —
Что мне делать в комнате твоей?
Пусть глядит неприбранное горе
Из твоих незапертых дверей.

Угол, где стояли чемоданы,
Осторожной пылью занесло.
День опустошенный, тюль туманный,
Туалетное стекло.

Будут гости – не подай и вида,
Что ушла отсюда навсегда:
Все уйдут – останется обида,
Все пройдет – останется беда.

Тихо-тихо, лишь настороженный
Женский голос плачет за стеной,
Дальний голос, голос раздраженный
В нетерпенье плачет надо мной:

– Никому на свете не завидуй,
Я тебя забыла навсегда,
Сердце есть – пускай сожжет обиду,
Пусть в крови перегорит беда.

В жаркой женской постели я лежал в Симферополе,
А луна раздувала белье во дворе.
Напряглось петушиное горло, и крылья захлопали,
Я ударил подушку и встал на заре.

И, стуча по сырому булыжнику медными шпорами,
С рыжим солнцем, прилипшим к его гребешку,
По дворам, по заборам, – куда там! – на юг,
над заборами
Поскакало по улице «кукареку».

Спи, раскинув блаженные руки. Пускай пересмешники
Говорят, как я выпрыгнул вон из окна и сбивал на бегу
С крыш – антенны и трубы, с деревьев – скворешники,
И увидел я скалы вдали, на морском берегу.

Тут я на гору стал, оглянулся и прыгнул – бегу
над лощинами,
Петуха не догонишь, а он от меня на вершок.
– Упади! – говорю и схожу на песок. Небо крыльями
бьет петушиными.
Шпоры в горы! Горит золотой гребешок!

Как я хочу вдохнуть в стихотворенье
Весь этот мир, меняющий обличье:
Травы неуловимое движенье,

Мгновенное и смутное величье
Деревьев, раздраженный и крылатый
Сухой песок, щебечущий по-птичьи, —

Весь этот мир, прекрасный и горбатый,
Как дерево на берегу Ингула.
Там я услышал первые раскаты

Грозы. Она в бараний рог согнула
Упрямый ствол, и я увидел крону —
Зеленый слепок грозового гула.

А дождь бежал по глиняному склону,
Гонимый стрелами, ветвисторогий,
Уже во всем подобный Актеону.

У ног моих он пал на полдороге.

Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
А я лежу на дне речном,
И если песню петь —
С травы начнем, песку зачерпнем
И губ не разомкнем.

Я так давно родился,
Что говорить не могу,
И город мне приснился
На каменном берегу.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далекий свет, высокий дом,
Зеленый луч звезды.

Я так давно родился,
Что если ты придешь
И руку положишь мне на глаза,
То это будет ложь,
А я тебя удержать не могу,
И если ты уйдешь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.

Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,
Но все мне кажется, что розы на окне,
И не признательность, а чувство полной меры
Бывает в этот день всегда присуще мне.
А если я не прав, тогда скажи – на что же
Мне тишина травы, и дружба рощ моих,
И стрелы птичьих крыл, и плеск ручьев, похожий
На объяснение в любви глухонемых?