Сергей Гандлевский - Счастливая ошибка [стихи и эссе о стихах]

Стиль внимает не только диктовке авторского внутреннего голоса, но и разноголосице эпохи. Какие-либо поветрия, новшества в языке могут восприниматься современниками как порча и даже вырождение, пока кто-либо во всеоружии таланта не возьмет ущербную речь в оборот и не извлечет из нее стиль.

«Ко мне подошел Тимошенко, солдат третьего орудия, грабитель и насильник, он отвернул свой темно-зеленый полушубок и показал рану. Осколок попал ему в член. Рыдая, он взобрался на свою лошадь и ускакал, больше я его не видел». Это не Бабель, а из воспоминаний поручика С. И. Мамонтова; но беспечное озверение пополам с истерикой, видимо, ощущались в самом воздухе Гражданской войны и сделались лейтмотивом «Конармии». А когда бессловесные массы внезапно обрели дар речи и принялись наново именовать мир, Платонов открыл в этом косноязычии смысл и душу. А Зощенко в ту же пору взял за исходную точку стиля язык коммунальных квартир и «трамвайных перебранок».

Так что большие стилистические открытия объективны и сопоставимы с выдающимися открытиями в естественных науках. Закон всемирного тяготения существует сам по себе от начала времен, но именно Ньютон обнаружил его существование.

И примеров подобного наведения реальности на резкость в искусстве немало.

Смолоду я считал условностью живописи Возрождения виды сквозь высокие узкие окна с неправдоподобно большим обзором, вмещающим небо, горы, долину с рекой и белыми петлями дороги. Пока однажды не забрел в церковные руины под Кутаиси и не увидел через щербатый оконный проем примерно ту же панораму. На недавней московской выставке Пауля Клее можно было прочесть и дневниковую запись художника: «Искусство не изображает видимое, но делает его видимым».

Правда, собственный стиль, даже очень яркий и абсолютно узнаваемый, не гарантирует писателю легкой жизни. Лишь постоянный приток душевной энергии и вера в насущность своего сообщения предупреждает превращение стиля в хватку мастерства. На эту тему — о «строчках с кровью» и т. п. — великими авторами сказано много горьких и гордых слов.

Давным-давно я прочел высказывание, кажется, Огюста Ренуара, что-де в искусстве главное не что и не как , а кто . Но даже если я запамятовал, и это было сказано кем-то другим, все равно, похоже, так оно и есть.

Семена Израилевича Липкина нельзя было не уважать. Помимо других талантов и добродетелей, его отличали неприязнь к красному словцу и точность, затрудняющая безмятежный треп. Как-то я в легком разговоре, совершенно не предвидя возражений, вскользь и пренебрежительно помянул акына Джамбула, лауреата Сталинской премии и многократного орденоносца. «Это вы напрасно, — вдруг сказал Липкин. — Я был с ним знаком. Он был умен и ему принадлежит лучшее из известных мне определений поэзии: „Поэзия утешает, не обманывая“».

Как такое возможно, ведь существует взрослое, основанное на опыте знание, что правда по большей части безрадостна?

Здесь полезно «поверить гармонию алгеброй» и пристальней присмотреться к процессу с торжественным названием «творчество».

Счастливая случайность в искусстве поэзии значит, быть может, больше профессионализма и пресловутой техники. Давным-давно и не раз замечено, что настоящую поэзию мутит от профессионализма, в первую очередь, от собственного. Похвалы вроде «от зубов отскакивает» это не про поэзию, с этим — в конферанс или скоротать ненастье за игрой в буриме. Версификационная сноровка главным образом и пригождается, чтобы счастливую случайность подметить и не упустить.

Больше, чем к любому другому искусству, к поэзии имеет отношение сказочное напутствие — пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

Желаемого результата достигает ремесло — на том стоит мир:

А творчество высокой пробы каждый раз изумляется собственной удаче — «ай да Пушкин! ай да сукин сын!» — будто она свалилась как снег на голову, а не была гарантирована талантом и мастерством.

Допустим, Пушкин нам не указ — он всего лишь гений… Но Бог! Бог — Абсолютное Всемогущество по определению! На первой же странице Библии читаем, как Он, создавая свет, небо, флору, фауну и проч., лишь по завершении каждого этапа Творения, задним числом видел, «что это хорошо». (Зубной врач или электрик, простодушно ликующий в связи с удачным исходом профессиональных манипуляций, наверняка внушили бы нам кое-какие опасения.)