Александр Твардовский - Василий Тёркин [сборник]

– Нет, брат. Видишь ли, тот свет —
Данный мир забвенный,
Расположен вне планет
И самой Вселенной.

Дислокации иной —
Ясно?
– Как не ясно:
То ли дело под луной
Даже полк запа́сный.

Там – хоть норма голодна
И гоняют лихо,
Но покамест есть война —
Виды есть на выход.
– Пообвыкнешь, новичок,
Будет все терпимо:
Как-никак – оклад, паек
И табак без дыма…

Теркин слышит, не поймет —
Вроде, значит, кормят?
– А паек загробный тот
По какой же норме?

– По особой.
Поясню
Постановку эту:
Обозначено в меню,
А в натуре нету.

– Ах, вот так… —
Глядит солдат,
Не в догадку словно.
– Ну, еще точней, оклад
И паек условный.

На тебя и на меня
Числятся в расходе.
– Вроде, значит, трудодня?
– В некотором роде…

Все по форме: распишись —
И порядок полный.
– Ну, брат, это же – не жизнь!
– Вон о чем ты вспомнил.

Жизнь!
И слушать-то чудно:
Ведь в загробном мире
Жизни быть и не должно, —
Дважды два – четыре…

И на Теркина солдат
Как-то сбоку бросил взгляд.

Так-то близко, далеко ли
Новый видится квартал.

Кто же там во власть покоя
Перед вечностью предстал?

– Любопытствуешь?
– Еще бы.
Постигаю мир иной.
– Там отдел у нас Особый,
Так что – лучше стороной…

– Посмотреть бы тоже ценно.
– Да нельзя, поскольку он
Ни гражданским, ни военным
Здесь властям не подчинен.

– Что ж, Особый есть Особый. —
И, вздохнув, примолкли оба.

…Там – рядами по годам
Шли в строю незримом
Колыма и Магадан,
Воркута с Нарымом.
За черту из-за черты,
С разницею малой,
Область вечной мерзлоты
В вечность их списала.

Из-за проволоки той
Белой-поседелой —
С их особою статьей,
Приобщенной к делу…

Кто, за что, по воле чьей —
Разберись, наука.
Ни оркестров, ни речей,
Вот уж где – ни звука…

Память, как ты ни горька,
Будь зарубкой на века!
………………………………

– Кто же все-таки за гробом
Управляет тем Особым?

– Тот, кто в этот комбинат
Нас послал с тобою.
С чьим ты именем, солдат,
Пал на поле боя.

Сам не помнишь? Так печать
Донесет до внуков,
Что ты должен был кричать,
Встав с гранатой. Ну-ка?

– Без печати нам с тобой
Знато-перезнато,
Что в бою – на то он бой —
Лишних слов не надо;
Что вступают там в права
И бывают кстати
Больше прочих те слова,
Что не для печати…

Так идут друзья рядком.
Вволю места думам
И под этим потолком,
Сводчатым, угрюмым.

Теркин вовсе помрачнел.
– Невдомек мне словно,
Что Особый ваш отдел
За самим Верховным.

– Все за ним, само собой,
Выше нету власти.
– Да, но сам-то он живой?
– И живой.
Отчасти.

Для живых родной отец,
И закон, и знамя,
Он и с нами, как мертвец, —
С ними он
И с нами.

Устроитель всех судеб,
Тою же порою
Он в Кремле при жизни склеп
Сам себе устроил.

Невдомек еще тебе,
Что живыми правит,
Но давно уж сам себе
Памятники ставит…

Теркин шапкой вытер лоб —
Сильно топят все же, —
Но от слов таких озноб
Пробежал по коже.

И смекает голова,
Как ей быть в ответе,
Что слыхала те слова,
Хоть и на том свете.

Да и мы о том, былом,
Речь замнем покамест,
Чтоб не быть иным числом,
Задним, – смельчаками…

Слишком памятны черты
Власти той безмерной…

– Теркин, знаешь ли, что ты
Награжден посмертно?

Ты – сюда с передовой,
Орден следом за тобой.
К нам приписанный навеки,
Ты не знал наверняка,
Как о мертвом человеке
Здесь забота велика.
Доложился – и порядок,
Получай, задержек нет.

– Лучше все-таки награда
Без доставки на тот свет.
Лучше быть бы ей в запасе
Для иных желанных дней:
Я бы даже был согласен
И в Москву скатать за ней.

Так и быть уже. Да что там!
Сколько есть того пути
По снегам, пескам, болотам
С полной выкладкой пройти.

То ли дело мимоходом
Повстречаться с той Москвой,
Погулять с живым народом,
Да притом, что сам живой.