Весенней бурей, что лицо имеет
Билибинской кикиморы во тьме,
И всяк ее увидевший немеет,
И пребывает не в своем уме.
Безумных дней похмельные виденья
В основе превосходны и просты,
Но взятые неправедно владенья
Без ужаса не можешь видеть ты.
Во времена Колумба удалого
Вот так же взят чудесный материк,
Вот так же миру явленное Слово
Переменил извилистый язык;
Пыль от повозок, стук копыт, рыданья,
Орудья пытки, призрачный оброк,
Взимаемый за всякое преданье
Что только есть на трещинах дорог;
И я здесь самый первый из злодеев,
На платиновую ступив черту,
Не отступаю лютых дум, но чту
Видения пророков Иудеи, —
Как в юности, безумной и живой,
Где всякий шаг предполагал отмщенье,
Мгновенной напряженный тетивой
В пустое мировое помещенье, —
Где дорассветный мрак, огонь и свет
Вступают в поединок грандиозный
С живой стихией, чтоб цвести в ответ
На почве впечатленной и бесслезной…
Я уже мрачнею без причины,
Я уже смотрю на белый свет,
Как пловец старинный на пучины,
Посреди опасностей и бед.
Он глядит на волны раздвижные,
К мачте, точно к деве, притулясь.
Видит сны небесные, земные,
Птичьи тени, водорослей вязь.
Светят острова Архипелага,
Здесь и там чернеют плавники.
Набегает темная отвага
Всемогущей Океан-реки.
Путь извилист. Истина за краем.
Так скажи на милость, отчего
Мы всегда живем, не умираем,
И пути не знаем своего…
Битва с драконами на мосту
Продолжается много лет, —
Синяя река играет внизу,
От листа к листу благоуханный свет
Течет, — вырастает лес,
Ряженые рубят вековые стволы,
Творец спускается с низких небес,
Озаряя мировые углы
Светом истины, добра, любви,
А на великолепном мосту
Дракон и герой по колено в крови
Бьются за неслыханную красоту.
Древней свежестью веет Восток,
Но во мраке, что грезит глубоко,
На узорный зеленый листок
Незаносчиво вспыхнуло око;
Где Восток совершенный стоит
Я свободно узнал — без вопроса;
Слава Господа — алая Роза —
Вот ответ, он себя не таит;
Эту Розу встречал я везде
И лишал ее почвы чудесной, —
Но, — в приязни к ее чистоте, —
Приносил ее Деве Небесной;
И повсюду великий Восток
Развивался, как пламенный свиток;
Я не всякий прочел лепесток,
Но довольно великих попыток;
Может быть, так решила она,
Или мне привалило смиренье
Ни за что, ни про что, как весна
Или новое, тайное зренье;
В неизвестности дикой скорбя,
Все, что есть, называя пустыней,
Я внезапно увидел — себя, —
Перед ней, и расстался с гордыней.
Я нигде не встречал своего —
Ни стихом, ни извилистой прозой;
Верно, было нам не до того
В странной повести, созданной Розой…
Прежде мира дорога лежит,
Для упора стопы одинокой,
И встает над опасной дорогой
Светлый круг, и землей дорожит.
Я в пути не нашел никого,
Кроме всякого зверя и птицы,
Да еще безымянной криницы,
То есть крепкого мира сего.
Он повсюду, как странный искус,
И зовут его именем новым
Всякий раз, хоть един по основам,
Но распался заране союз.
Можно тысячу взять крепостей,
Но победы никак не добиться,
Потому что водой не напиться,
Не насытиться гулом страстей.
Но вернуться в нездешний Дворец,
Отвратившись от здешнего блага,
Невозможно, как будто Творец
Сам желал дорассветного шага.
Это так, на зеленых лугах,
В безысходно красивых долинах
Он ходил, и стоит в двух шагах,
Даже полон мелодий старинных.
Я на фрески живые смотрю
В кое-как восстановленном храме,
Вот он, ликом похож на зарю,
В странном мире, как в аспидной раме.
Он свободой меня наградил
Ни за что, ни про что, и награда
Драгоценней небесных светил
И темней побежденного ада.
В мире пусто, как в том же аду,
Что Создателем шумно разгромлен.
Неизвестно, куда я иду,
Только целый простор обусловлен.
Прежде мира дорога была,
В этом что-то великое мнится,
Все же мир — не одна лишь криница,
Не одно лишь движенье числа.
Читать дальше