Геннадий Пискарев - Очищение болью (сборник)

Злопыхатели приписывают Сталину «паханские замашки», что, мол, создавая колхозы, он думал об ограблении крестьян. Легче же взять из общего колхозного амбара то же зерно, чем из сотни, тысячи, скажем, частных сусеков. Верно, легче. Но скажите: в войну, не будь колхозов, прокормили бы частники воюющую многомиллионную армию и не прятали бы они в навозных ямах выращенный урожай, как это делалось в гражданскую, даже если дети-красноармейцы сражались за их интересы?

Откинем идеологические и политические «прибамбасы», которыми руководствовались Советы, поощряя колхозное движение, и поймём: они были правы в своих действиях. Еще живы люди, помнящие и колхозный строй, и его становление. От многих из них доводилось слышать: «В довоенном колхозе мы впервые вздохнули свободно. А за работу получили такое количество хлеба, мёда, овощей, что волей – неволей пришлось избыток вести на базар – «колхозный рынок», так он тогда назывался».

Но эти самые люди, истинные сельские труженики, вовсе не принимали, оказывается, послевоенной политики, направленной на чрезмерное «слияние» колхозов. В просторечии слово «слияние» трансформировалось в «сливание», что довольно метко охарактеризовало явление. На густонаселённый административный район в среднерусской полосе создавали огульно в ту пору чуть ли не одно коллективное сельское хозяйство. Тогда как до войны в некоторых деревнях их, бывало, действовало несколько – не в Забайкалье же диком или в безлюдной казахской степи жил наш народ. В компактном хозяйстве, всё равно, что в космическом корабле, необходимы и слаженность, и психологическая совместимость. А в необъятном пространстве? Не зря говорят: что ни город, то норов. То же можно сказать и о российских деревнях. Не раз отмечать приходилось: деревня такая-то от другой в километре стоит, но какая разница в характерах людей. Здесь жители спокойные, рассудительные, тут, как на подбор, забияки, крикуны, большие охотники до разудалых гульбищ. И, что может показаться сейчас очень странным, многие сельчане не приемлели фикс-идею «оттепельного» богоборца-«кукурузника» о стирании граней между городом и деревней, положившую начало строительству идиотских многоэтажек на селе и дальнейшему отрыву мужика-Антея от земли-кормилицы, подтолкнувшую процесс сселения крестьян на центральные усадьбы, а точнее процесс уничтожения поселений, возникших, выросших красиво и естественно, как грибы, в незапамятные времена.

Не стирание граней требовалось – этакое превращение деревни в пародийный город, а крестьянина в недоделанного рабочего (боже, сколько тогда колхозов переиначили в совхозы, где люди по городскому распорядку, курам на смех, работать стали) – требовалось обычное продолжение укрепления союза рабочего класса и крестьянства, улучшение быта, дорог, оснащение современной маневренной техникой и установление паритета цен на сельскохозяйственную продукцию и промышленную, о чем устами своих земляков говорил когда-то даже Сергей Есенин.

Не вызвало восторга у тружеников и внедрение денежной оплаты в колхозах, а уж тем более проведение «второй коллективизации» – обобществление личных коров. Рассуждения на этот счет пестрили поговорками: «Денежки не рожь и зимой родятся», «Умирать собрался, а рожь сей»…

– Слушай, а ведь в этом есть сермяжная правда, – живо отреагировал Теренин, когда поделился с ним суждениями закоренелых хлеборобов. – Деньги за работу раньше платили только батраку. Хозяин поэтому и был хозяин, что продуктом распоряжался сам, продавал, если надо, – вот и денежка. А тут? Собрал, не собрал урожай, а деньги дай! Ты посмотри, чем это обернулось – деревенские бабы для себя хлеб печь перестали, в город за ним ездят.

– Стало быть, прав был двоюродный брат моей матери Иван Васильевич Чистяков, колхозный бригадир, – не удержался я от примера, – когда «брякнул» в сердцах (за что из партии изгнанным оказался): – за такую политику Никиту Хрущева на базарную площадь надо пригнать, снять штаны, да ремнём по голой заднице отстегать.

– Силен мужик, – рассмеялся академик.

Да силен. А вот колхозный базар после хрущёвских нововведений стал скукоживаться и хлеб мы стали покупать за границей, несмотря на поднятую целину, за золото. На что патриарх колхозного движения Макар Посмитный воскликнул: «Лучше бы его перелили на звезды Героев для селян!»