Михаил Садовский: Биография. Сборник стихов

Я живу в настоящем, как в прошлом,
Мне известном, стихами поросшем,
В той любви, что уже не вернёшь,
Сам себе о которой и врёшь.
Всё, что знаешь, – уже это прошлое,
Да, и мысль изреченная – ложь!

А я хочу опять туда
Где голода и холода,
Где бомб боятся поезда,
А сводок с фронта провода,
Где у калитки ни следа,
И меж стропилами звезда…
Но будет мама молодая,
Какой она со мной всегда.

Ты никогда не просила меня:
– Обещай!
Ни разу тебе не сказал я:
– Прощай!

Судьба только дразнит
И гонит, как плеть,
И вовсе нет разницы
Меж любить и жалеть.

Обещаю: мы встретимся
В том далёком краю,
Где за словом прощай
Не разлуки встают,
А светлый мир
Бесконечно большой,
Где сумею к тебе
Прислониться душой,
Мама.

Вожак бежал сторожко и легко,
Он вёл собак из одичавшей стаи,
Они остались все без поводков
И с осени грозой посёлка стали.

Забавы ради взяли их в друзья
И бросили в преддверьи возвращенья,
Но безнаказно дружбу рвать нельзя,
И выросла обида в злобу мщенья!

Людей коварство дало им урок,
И творчески они его впитали —
Теперь ступить боятся за порог
Те, кто навеки им врагами стали.

На них напрасно ружья наводить,
И сети расставлять на них напрасно —
Они успели средь врагов пожить,
И мысли их угадывают ясно.

Вожак легко меняет свой маршрут
Миг торжества ценней любой награды!
Страшней волков двуногих стая тут —
В рычаньи псов не слышится пощады!

Вожак лобастый мудрый, как Сократ,
Он людям мстит за все обиды мира…
И стала стая злобнее стократ
Неотвратимо и неумолимо.

А с детства ничего не изменилось —
Прижаться к маме так же я хочу!
Но столько лет прошло, и эта милость
Лишь памяти тревожной поплечу!

Чтоб голова склонилась на колени,
И жёсткие торчащие вихры
Погладили шершавые ладони,
Я их тепло лелею с той поры.

Застыть опять в пространстве защищённом
Её любовью, одолевшей век,
И жить хоть миг по маминым законам,
Устроив к ней невидимый побег!

Как перфолента осени дорожка,
Облепленная жёлтою листвой,
Не сохранит она мечты о прошлом…
Я сохраню – пока ещё живой.

Пусть кажется, что всё
приходит просто так,
Как снег зимой, как лист весной на ветку,
И чудится опять: сорок второй, барак,
Метель четвёртый день,
и я иду в разведку.

По пояс сапоги, и ватник до колен,
Ушанка на глаза…
Ни следа под ногами,
И страшно потому, что это, значит, – плен!
Пусть снежный, всё равно,
но плен! И в нём мы сами!

Укрытую внахлёст я отыскал тропу!
Под настом ледяным —
ту, важную, живую!
Оттуда я тяну свободную строку
Сквозь все метели лет, покоя плен минуя!

Снимки в бархате альбома…
Хоть себя бы тут узнать!
В страшный год рождённый… дома…
Голый… в сеточке кровать…

На коне, а вот в матроске,
Бескозырка, якоря,
На костюмчике полоски,
Ворот – синие моря…

Строй солдат… отец в пилотке,
И ни ромбов нет, ни шпал…
Как без листьев в день короткий
Лес осенний – весь опал…

Мать стоит. На ней ушанка,
Ватник, вытертый до швов,
И хибарка полустанка
Средь заброшенных снегов.

Жизнь, которой я не знаю,
Но приходит со страниц,
Чёрно-бело зазывая
В толчею застывших лиц.

В суете эвакуаций
И разбомбленных дорог
Как сумел он к нам добраться,
Бархат платья, как сберёг?!

На перронах не растоптан,
Не украден со стола,
На растопку не разодран
Ради капельки тепла…

Голос «ФЭДа» или «Лейки»,
Глубина ушедших душ…
К нам, как путь узкоколейки,
Сквозь любую топь и глушь.

Сколько лиц я в нём не знаю,
Как же жил я, не спросив,
Кто такой и кто такая
Смотрят прямо в объектив?!

Не найти уже ответа —
Больше некого спросить!
Что теперь бумага эта
Будет в памяти носить?