Сергей Танцура - Время цикад

На Янгуань путь в десять тысяч ли,
И там тебя не встретит верный друг.
Одни лишь гуси будут спутники твои,
Но и они все улетят на юг.

Где край мой родимый? Исчез он уже давно,
Речная долина закрыла его от глаз.
Солнце садится, и скоро здесь будет темно,
А я всё бреду одиноко который уж час.
На дикой границе туманы стеною встают,
И сумрак вечерний царит на лесистых горах.
Как будто у жизни стою я уже на краю,
Так грустно кричат обезьяны, и в криках их – страх.

В горном храме колокол звонкий —
Померк уходящий день.
На переправе перед затоном
Лодки спешат в Лумэнь.
Месяц там чистым своим сияньем
Деревья открыл во мгле.
Я незаметно дошел до места,
Где небо лежит на земле.
Сосны седые, высокие скалы —
Здесь вечный царит покой.
Только один лумэньский отшельник
Приходит сюда, босой.

Начало осени, и ночи всё длинней,
Зной отступает, в доме – тишина.
Холодный ветер свищет у дверей —
Ему осока рада лишь одна.

Отшельник, игравший на флейте, исчез навсегда,
И в память о нём здесь осталась высокая башня.
Но жёлтый тот аист уже не вернётся сюда,
И тучи напрасно кружат много лет уж над пашней.
Их чистые слёзы на ветках деревьев блестят,
И травы густы посреди островка Попугая 3 3 Остров Попугая – остров на р. Янцзы напротив Учана .
Где дом мой родной?.. В небесах полыхает закат,
И волны туманной реки меня в грусть повергают.

Вся комната как инеем покрыта —
Луна сияет с недоступной высоты.
И я не сплю – усталость позабыта,
О родине сегодня все мечты.

Осенняя луна в струящейся воде.
Безмолвие всё озеро накрыло.
Лишь лотос что-то тихо шепчет мне,
Столь грустное, что слушать я не в силах.

Подымаю меч и рублю ручей,
Но он вдаль течёт лишь ещё быстрей.
Кубок свой беру, пью его до дна,
Но тоска моя всё ж сильней вина.

В саду моём, кружась, ложатся листья
На сизый мох.
Открыв глаза, услышал я горниста
Протяжный рог.
Ночь рвёт мне душу – одиноко под луною;
Когда же день?
Я выйду из дому, но рядышком со мною
Одна лишь тень.

Щербаты камни, и тропа едва видна.
Нетопыри над храмом в сумраке летают.
Влажны ступени от вечернего дождя,
И их банановые листья обметают.
Гардений цвет так пышен и красив.
Монах сказал мне, что на стенах зала
Старинная есть роспись на мотив
Буддийских сутр, жаль только, света мало.
Циновку дал он мне, похлёбкой угостил;
Встал чистый месяц над далёким кряжем.
Я голод свой вполне уж утолил
И сон мне веки липким мёдом мажет…
А на рассвете выхожу из храма я:
Как свеж здесь воздух и прекрасны горы!
Ручьи прозрачны, как из хрусталя,
И дух захватывает, глядя на просторы.
Дубы и сосны здесь подпёрли небеса:
Стволы их мощные похожи на колонны.
Огнём блестит на их ветвях роса,
И я вздыхаю, одухотворённый.
Журчит поток, несясь с вершины вниз,
И ветер мой халат, играясь, треплет…
Хочу до старости вести такую жизнь —
Желанье это с каждым мигом крепнет!

Где-то цикады в тиши кричат,
И нитью тянется ночь.
Осень. И давит на сердце мрак —
Будет, как видно, дождь.
Словно боясь, что в своей тоске
Забудусь я сном на миг,
Цикады всё ближе и ближе ко мне
Свой переносят крик.

Вздымается тысяча гор,
Но птиц здесь давно уж нет.
Лежат десять тысяч дорог —
Не видно на них и следа.
Лишь в лодочке старый рыбак,
В соломенный плащ одет,
Закинул, согнувшись, крючок,
А снег всё идёт – холода.