Кирилл Загустин - О любви, космосе и богах. Once in a blue moon

Я поэт непутевый питерский,
Без дома, без счастья, без вывески.
Днем бродяга хмурый бессовестный,
Ночью пудом давит бессонница.

Между двух городов площадей
От любви не чаю пощады,
На душе грехов репей
Колет звонче острых вил ада.

А давай, постареем вместе?
Вместо мук трагичной любви.
В делах моих мало чести,
Грудь рвется в тоске на куски.

А давай, постареем вместе?
После смерти соседство могил
Напомнит о нашей песне
Двух поехавших в край кутил.

Давай, постареем же вместе!
Вот кольцо, рука, вот сердце.
Добей.
Или стань невестой
Всех счастливей во веки дней.

Страх ковыряет тонкие вены,
Натянуты нервы неровной петлей,
Счастью мешают мои же стены,
Бутыль в миг пустеет «за упокой».
Я вам раскрою все свои секреты,
Я вас ушатом ледяным взбодрю,
Сорву личины, макси, что были надеты,
Вот лист. Бумага. Я на краю.

Перед вами гол, возможно, дрожу,
Дорожу каждым брошенным взглядом.
Многим счастья предел – оказаться в раю,
Мне – важнее тебе быть братом.

Вы простите меня. Порю чушь.
От того, как мне все не эстрадно.
Эта площадь полна таких же душ
Мир которых трещит на канатах.

На Дворцовой голодный Питер,
В небе дождь пополам со свинцом,
Мой полощет до нитки свитер:
Ты, милейший, мол, мне знаком.
Провожай Москву поздорову,
Корни кутай в Невы гранит.

Садовая тихим зовом
шепчет мантру —
Ты будешь сыт.

Везувий не исторгнет пепел.
Потоки с Ниагары безо льда.
Не дует вечно в спину ветер —
Не жди добра от хмурого меня.

Болезнь высоких ожиданий
Как зимний грипп настигнет нас
Опаснее и реже чем германий.
Пожалуйста, не здесь, не в этот раз.

Тихонечко и мирно без страданий
Декабрь пронесется в прошлый год.
Грядет еще 12 в поиске призваний,
И три шесть пять для поиска острот.

Одних людей меняет время, иным такого не дано
Я знал подобную особу, она страдала как никто.

На вид здорова и красива. Обворожительна, стройна
Но в сердце червь ей гложет жилы. Там поселилась пустота.

В душе ее любви не место. Как ни старалась – не смогла
Отдать себя кусочек. Вместо – всего лишь лживые слова.

Спасти ее желал тот каждый, кто хоть бы раз в ее глаза
Смотрел, упав в пучину с жаждой – их всех пленила глубина.

За годом год, с десяток мачо, заняв цветами весь балкон
Терпели с треском неудачи – ей нужен был волшебный «он».

Конец истории не знаю. Особа та – поныне тут.
Цветами полнятся балконы, ну а «его» еще все ждут.

Режет дороги пространство,
Со скоростью сто километров в час
Слышу в спину споры о танцах,
Рельсы. Поезд. Парнас.

От точки к тоске отрезок
В километрах – семьсот с небольшим.
По времени – ночь нетрезвым,
В наушниках мертвый друг Джим.

Небо встретило душно и мокро,
На скорую руку заполнив серым.
Купол Исаакия – бледная охра,
Медный на камне по-прежнему смелый.

Невский.
Стандартный – из конца в конец – маршрут
Лиговский, Рубенштейна, Думская.
Грязь, сладкий сидр, бары, уют.
Шаверма и пите безумно вкусная.

Три озера в спальном районе.
Четверть часа шатаюсь в зарю,
Сплю в одежде. Сплю в своем доме.
Лейся песня.
Нальешь?
Лью.

Не умирай, это плохо кончится,
От кровати отклей башку,
Поднимайся на подвиг зодчества
И забудь слова «не могу».

Не грусти, твои полномочия
Простираются во всё и вся.
Кипяти пятно одиночества
Теплом тех, кто тебе семья.

Просыпайся, слушай пророчества,
Космос руку пожмет в ответ.
Облачайся в доспехи творчества,
Вопреки своей тени сей свет.

Столько было остановок
Грязных, мокрых мостовых,
Цепко щурит око город:
Я пьян. На скамейке поник.

Мимо с шумом пустой автобус
В дрожащих руках бычок:
Он как я —
горит и молод,
Летит
в последний поход.