Рассвет. И полусонные дворы
с нетронуто-белеющим покровом
(чуть взбитом в пену молоком парным)
осветятся на миг зарёй багровой.
В рассеянных, полуслепых лучах
мороз весне пьянящей сдаться рад бы
и вместо вьюг – капелями звуча,
раскинуть по садам цветы каскадно.
…И будут реки, водами бурля,
сносить мосты и льда жевать кристаллы…
Иду в рассвет.
Тепла – на полрубля.
Меня весна в свой график не вписала.
Не летать. В штопор и об асфальт, ломая крылья.
Пух и перья набить в подушку – тебе подарок.
В уголке верхнем вышить гладью – зелёным – имя,
а озноб окровавленных плеч – скрыть в полушалок…
Ведь никто, даже ты, не расслышал в надрывном звуке,
что летают, когда ходить уже невозможно.
У меня вместо крыльев когда-то вырастут руки.
И на ступнях – потом – слегка загрубеет кожа.
Хорошо, что не видно сердца – скрывают ребра.
Ты б от шрамов отпрянул резко. В глаза – с испугом.
Знаешь, кто равнодушье вонзал в него, как стёкла?
Тот, кто, крылья отняв, так и не подал руку…
Мысли токсичны.
Пытаюсь разбавить их кофе.
Усугубляет.
Не сладить. И холод в руках.
Чиркнула спичка.
Дым сизый – зашторенный профиль.
Память кусками б
замыть «не-пятином» в брусках.
Благословляю.
Ухабы равняю строкою.
Легких путей на
земле не бывает, но всё ж —
счастье без края
пусть будет. Твоё и простое.
Странный. Идейный…
Курю. Далека от святош.
Холодно. Время сыплет снежными комьями.
Глушит морозность отзвук былой беды.
Ревностно к неизбежности незнакомого
Стынью в низины стелется сизый дым.
Знаю – бывает тихое исступление,
Ночь поглощает, тень по следам спешит.
В этом движеньи странном – вперёд, ступенями —
Я для тебя горю.
Ты в лучах пиши.
Молитвами светлеют наши лица.
Освобождая души от преград,
слова взлетают ввысь свободной птицей
и антидотом растворяют яд.
…А ты копил обиду по крупицам,
от сердца нежность граммами щербя*…
Я перестала о тебе молиться
и значит, больше не люблю тебя.
ДОБРЫЙ РАНОК/С РАССВЕТОМ!
Мы говорим на разных языках —
Твой «добрый ранок!» и моё «с рассветом!..» —
Летят навстречу песней недопетой,
Не веря чьим-то штампам в ярлыках.
И солнце ждёт сигнала в отправном
Звонке иль сообщении «входящий».
На разных, но звучит так схоже «счастье».
А, главное, – мы любим на одном.
Ни поцелуев, ни объятий.
Июнь застыл.
От зноя к пеклу перекаты.
Трещат пласты
земли,
вбирая жадно влагу
скупой росы.
Ты отобрал у неба флягу
дождей косых.
А, впрочем, – кто там виноватей?
Чья горше сыть?..
Ни поцелуев, ни объятий.
Июнем стыть.
А ночь была длиннее дня,
И пахло мятой.
Нам сумрак лица оттенял
Травой несмятой.
И звёзды падали с небес,
И, мглой встревожен,
Растил нам подорожник лес —
И клеил к коже.
Нас бил листвой ветров порыв
В запале жадном.
И утихал в долах, парным
Стелясь туманом.
…Смеялись, руки не отняв
От плеч покатых.
А ночь была длиннее дня
И пахла мятой.
«И неба было мало, и земли
Просторы расширялись, нас завидев,
Чтоб воздуха хватало на двоих,
И под ноги бросало море мидий.
И было всё – на грани или за
Чертой ещё не ясных нам свершений» —
Катилась нестираемо слеза
Из ясных глаз не человека – тени
Своих воспоминаний о любви,
Оборванной событием счастливым.
«Я ей кричал:
«Борись! Живи! Смотри —
Твои глаза у крохотного сына!»
Но жизнь в ней выливалась в лунный свет
И за звездой полночной ввысь тянулась…»
– Но ведь ребёнок – в вечность Ваш билет!
– В ломбарде судеб – жизнь её и юность…
Он вышел с сыном-крохой на руках —
подарком и потерей в одночасье.
…А поезд отбивал мгновений такт
О горе неподъёмном и о счастье.
Да, я сама вшивала тебя в себя.
У остальных на сердце не хватит регалий.
…Нитка меж тканей проходит, легко скользя
счастьем. И ощущение – не проиграли.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу