Последняя Сайен: Мой мир. Сборник стихов

Книги, тетради, мыслей черёд…
Реже – улыбка мамина.
Родина сзади! Только вперёд!
Десять часов до экзамена.

Тихая грусть.
Ночь за окном.
Слёзы чуть смочат ресницы.
Кажется пусть
Прошлое сном.
Сном, что уже не приснится.
Было ли зло?
Сердце, забудь!
Прошлое всё же милее.
Тем повезло
Вспомнить свой путь,
Кто забывает быстрее.
Тот, пролистав
Строки времён,
Скажет: «Хорошая книжка!»,
Кто, вновь упав,
Встал окрылён,
Вспомнив, что жил без излишка.

То ли Ангел коснулся души,
То ли дьявол опять проболтался.
Глас раздался в полночной тиши,
Он всё рос и словами сплетался.

Ах, как бы мне тех слов не растерять!
Ах, как бы мне тех слов не упустить!
«Нет человека, неспособного понять.
Нет человека, неспособного простить».

А в городе осень,
И яркой листвой
Дух ветра в аллеях играет.
Лишь мраморных с о сен
Покой вековой
Всё так же зелёным сверкает.

На небе просвета
Уже не ищи,
Подернуто всё серой дымкой.
Так хочется лета,
Но ты не ропщи,
Промчится печаль невидимкой.

Минуют дожди.
Промозглые лужи
Заменят сугробы из снега.
Надейся и жди,
Январские стужи
Пройдут, и останется нега.

В той неге опять
Зародится весна
И солнечным светом разбудит,
Вернув время вспять,
Природу от сна,
Вновь лето весёлое будет.

Вот только невесело будет тебе,
Как листья осенние вспомнишь.
И, лишь оказавшись опять в сентябре,
Покоем ты душу наполнишь.

Мне себя не понять.
Кто я есть в этом мире?
Для чего суждено
Мне родиться на свет?
Мне ль за веру страдать?
Мне ли петь словно лире?
Поглощая вино,
Гнить до старости лет.

Знаю многое я:
Ту любовь, что мечтала
Я когда-то дарить,
Но дарить не смогла;
Знаю жизнь для себя
И ступень пьедестала,
Знаю как говорить
Людям ложь… И лгала.

Я могу быть плохой,
Но, могу, и хорошей.
Я обидеть могу
И могу пожалеть.
Мускулистой рукой
Справлюсь с тяжкою ношей,
Но в душе сберегу
Детской слабости треть.

Мне себя не понять.
Кто я есть в этом мире?
Для чего суждено
Мне родиться на свет?
Можно жизнь потерять
И объевшись на п и ре,
Но держать всё равно
Нам пред Богом ответ.

«Злая!» – шептали ей в след,
Враждебно сверкая глазами.
Обиды умывшись слезами,
Все те, кому меньше лет,
Лишь молча косились в ответ.
Она не противилась, зная,
Что дети не любят её.
Всё та же – «противная», «злая» —
Упорно твердила своё.

– Терпите! – нет жалости места
В холодных «неженских» глазах.
– Спасение – не в чудесах!
Пусть вновь от «упора-прис е ста»
У вас будут руки болеть,
Но как же иначе гореть
Звездой Олимпийского неба?
Поменьше пирожных и хлеба,
Побольше – на старших смотреть!

Казалось, она ненавидит
Весь мир и, особенно, нас,
Когда в предобеденный час
Кого-то с едою увидит.
Ругала за крик в душевой.
За каждым из нас надзирала.
Любовь «до доски гробовой»
И нежность она призирала.

Но вряд ли хоть кто-нибудь знал,
Что строгость её не со зла.
В то время, как весь город спал,
Она лишь уснуть не могла.
И даже в ночной тишине
Ей чудились всплески воды.
В коротком, мучительном сне
Награды ждала за труды.

Мечтала она лишь о том,
Что б каждый из нас, повзрослев,
(Не в восемь, не в десять – потом)
Вдруг вспомнил тот праведный гнев.
И вспомнили мы, не забыли!
Не раз осознав в глубине,
Что всё-таки Вы нас любили,
«Противная», «злая» О. В.

Семнадцать зим сменило осень.
Семнадцать лет, семнадцать вёсен,
Как хвоя старых жёлтых сосен
На землю пали, чуть дыша.
Оставшись в сердце лёгким следом,
Минуло детство. Путь нев е дом.
Вся жизнь твоя полночным бредом
Тебе покажется, душа.

Семнадцать лет – какая дата!
Умчались вихрем, без возврата;
Ещё недавно свадьба брата…
А через год – уже твоя.
Скажи, за что ты полюбила,
Ответь, за что боготворила
Того, чьё сердце покорила,
Обид и злобы не тая?