Владимир Юрьев: 99 струн моей души. Избранное

Мы будем жить на разных этажах,

Ты – на седьмом, а я – намного выше,

Но взглядом в небе ты меня отыщешь,

Парящим над тобой, моя душа…

Обрывая листком календарным пустую надежду

Не пьянею от боли, отныне мой холоден взгляд.

Что ж, такая – смешная – досталась судьба мне, и где же

Тот «я сам» что доволен, и даже не смотрит назад?

Снова, злая, кружит и куражится горькая память,

Предавая укору мой каждый, не сделанный, шаг.

Двери рая манящи, но жгучее адское пламя

Приближается споро – и корчится в страхе душа…

Псам презренным прольётся песня Персея,

Пенелопа прячет печали печать.

Пирр, погибель предвидя, прочит Помпею

Пять побед – поражений пять.

Пусть пригубит Парис поцелуи пены,

Писистрат прикроет порфиром плечо.

Помнит Плиний про подвиги Полифема,

Прах Перикла получит последний почёт.

Пью поэзию, пряный привкус прозы

Проникает, пьянит, пробивает пот.

Принимают поэты пустые позы,

Поздно. Просто потонет плот…

Холодом в сердце токует морозный май,

Знаю, не веришь, плечами не пожимай.

Дни, как листы, одинаковы все подряд,

И на душе загостилась уже зима…

Кто я? Романтик, а может, последний враль?

Утром опять позовёт меня магистраль.

Если сегодня ты мой не поймаешь взгляд,

И не заметишь тоску мою и печаль.

Искрами раньше дышало моё перо,

Ныне засохло, скрипит – и скребёт порой.

Нет вдохновения, кто в этом виноват?

Требует муза забытый давно пароль…

К чёрту былое, назад мне возврата нет,

Кто-то внушил украдкой, что я – поэт.

Всё так привычно, но это – мой личный ад…

В голову выстрел, да мозг-то ведь не задет?

Там, где проходит граница миров —

Прячется в тени палач.

Лик его мрачен, а голос – суров,

Глаз его левый незряч.

Кормится страхом настигнутых жертв

Пёс – его спутник и друг.

Кто-то зовёт палача просто Смерть,

Знайте – он времени Дух!

Только разверзнутся двери миров —

Снова он рвётся вперёд.

Жуткой косой отмеряет наш срок,

Жизням ведёт точный счёт.

Пёс его верный пускает слюну,

Гонит он жертв на убой.

Если сегодня увёл вдруг одну —

Завтра придёт за тобой.

Неотвратимо слиянье миров:

Явью грозят миражи.

Мёртвый палач свой считает улов,

Пёс его рядом лежит.

Кто бы ты ни был, запомни одно —

Время летит твоё вскачь.

Там, где граница меж явью и сном,

Прячется в тени палач…

Не грущу, не мучаюсь, не помню,

Словно обессилел головой.

Превратились мысли в грязи комья,

А душа стремится на покой.

Кто гордыню приписал героям?

Вся гордыня в нищенских мечтах:

Умирая, мы не держим строя,

А при жизни – ползаем впотьмах…

Истерия —

не повод для паники.

И плывут адресаты-кораблики

не туда, где причалы их ждут.

Говорили:

– Вот странная публика,

и всегда подавай им преступника,

а иначе – пророчат беду!

Mamma mia!

Нескладные лозунги

повисают в разреженном воздухе,

кто подскажет, куда их девать?

И не в жилу

все прежние выводы.

Все начальники – сущие ироды:

это мнение главных зевак.

Кто-то в Рио —

там тоже не праздники.

И опять адресаты-кораблики

Проплывают причалы не те.

И не в миле,

а в метре от прошлого,

осыпаясь железною крошкою,

утопая в пучине затем…

Где же блуждаешь всегда, моё ломкое счастье?

С кем ты проводишь ночи и вечера?

Сердце моё всё сильней болью рвётся на части,

Нашей «не встрече» я далеко не рад.

Канут все грёзы в ночи, высыхает надежда,

Избранный путь нечасто ведёт к мечте.

Счастья лучи, знаю я, полог туч не разрежут,

Нет здесь вины ничьей…

На маленьком-маленьком острове,

На дальней от нас стороне,

Живут-поживают опоссумы,

И этим гордятся вдвойне.

Хоть небо над ними колышется,

А остров грозит затонуть,

Им вольно и радостно дышится,

Они не боятся ничуть.

Грызут свои сладкие пряники,

О чае мечтая тайком,

И с тем, кто подарит им чайники,

Поделятся сладким пайком.

И нет ни забот, и ни бед у них

На маленьком острове том,

Я чайников сто фиолетовых

Куплю, и приеду к ним в дом.

И будет веселье бескрайнее

На мордочках милых зверей,

Ведь я их желание тайное