Александр-Ошер Штейнберг - Рассыпал месяц бисер звёзд. Поэтический сборник в 4 частях

В твоем огне готов сгорать я вечно,
Но ночь уходит к женщине другой,
Чтоб, как и я, в огне страстей беспечных,
Мужчина находил себе покой.

А я готов бежать ночи навстречу,
Чтоб под луной в сиянье серебра,
Ты тихо на мои спустилась плечи,
И в пламени страстей меня сожгла.

Ты красота, ты нежность, благодетель,
Ты муза, вдохновение, мечта!
Все чистое и доброе на свете,
Ты и богиня, ты и простота.

Но и коварство, ревность и интрига,
В тебе таятся в блеске красоты,
Ты жизни непрочитанная книга,
Тебя я открываю лишь в ночи.

Но ночью всех страниц твоих не видно,
Ты вечная загадка для меня,
Бывает, мне до слез порой обидно,
Что эту книгу прочитать никак нельзя.

Но я люблю тебя, люблю такую,
Коварство, нежность, ревность, доброту,
О, женщина, с тобою я ликую,
А без тебя я погружен в тоску.

Но лишь коснется лунными лучами,
Укутает любовной тишиной,
И унесет нас ночь с тобой путями,
Туда, где мир становится иной.

О, женщина как ты в ночи прекрасна!
Когда луна туманно светит нам,
Глаза твои полны безумной страстью,
И в эту ночь тебе я все отдам!

Неприятности, чёрные вороны,
Вы накаркали эту тоску.
Оторвать бы вам глупые головы,
И по ветру пустить требуху.

Облетает листва пожелтевшая,
Доставляя немало мне мук,
И моё вдохновение прежнее,
Улетает, как птицы на юг…

Голубые глаза стали серыми,
А виски словно иней покрыл,
Отшумел я листвою весеннею,
И осенней тоской загрустил…

Омар Хайям оставил нам прекрасный рубаи,
Он вкус вина восславил в нём и прелести земли,

Рассвет он видел и закат через бокал вина,
И не боялся даже ада и божьего суда.

Вином тоску он прогонял и радость освежал,
И в рамазан бокал вина он тоже уважал.

И в наслаждениях мирских наедине с красой,
Он осыпал свои мозги чудесною росой.

Но трезвость мыслей, мудрость сих, зовут меня вослед,
Куплю, наверное, вина и выпью на обед,

Быть может рубаи своё мне написать дано,
Когда увижу не одной бутылки винной дно.

Вино, как утро озарит простор моей души,
И скажет мне душа тогда: «Ну что ж, давай, пиши»,

И вот тогда я напишу всё, что давно хотел,
Что раньше в трезвости своей я написать не смел.

О радостях в ночной тиши, о ласках при луне,
О наслаждениях в любви и выпитом вине,

Я так напьюсь, что как дыхну, все упадут в тоске,
Пусть пепси-колу дети пьют, играючи в песке.

А для знакомого с пером, бокал вина бальзам,
Пусть не велят, а я напьюсь, как мудрый сей Хайям,

Быть может, это плоть его вон тот вдали горшок,
Ах ты, гончар, ну как ты мог? Хлебну на посошок!

И пусть с меня гончар создаст бутылку для вина,
Ну, хватит пить, работа ждёт, по-моему, пора,

Сейчас создам я рубаи, восславлю вин завод,
Портвейны, вермуты, вино, что так легко идёт.

Но почему-то из меня оно бежит назад,
О вдохновение моё, свет солнца, виноград!

Куда же ты чудесный мой? Не написал строки,
Ах, неужели не создам сегодня рубаи?

Хочу писать, но голова как на бахче арбуз,
Лежит на краюшке стола мой неподъемный груз,

Она не слушает меня, она как тот сосуд,
В котором горькое вино к нам в магазин везут.

Прости меня мудрец Хайям, твой чуден рубаи!
Ты пил вино, а я, испив, не написал строки,

Быть может, был разлив иной? Познанья горький день!
Ты пил вино, Омар Хайям! А это ж «барматень».

Я пил отраву для мозгов, для тела и души,
Под эту гадость рубаи попробуй напиши!

Полет смычка и оживает
Воспоминаний дивный мир,
Ведь я любил тебя и знаю,
Что и тобою был любим.

Что ты, лаская скрипки струны,
Невольно вспомнив обо мне,
Взыграешь так, что зал безумной
Внимает страсти при луне.

А ты, прижавшись крепче к скрипке,
Готова крикнуть прямо в зал:

«Я не играю, звуки стихли б,
Когда б ни милый здесь лежал!»