Алексий Лебедь - Последние пророчества Даниила. Первая книга трилогии «Эстафета духа»

Я снова знаков тайных символы в ночной тиши понять хочу…
Вчера беседовал с Максимовной, теперь о том рассказ начну.
Она посланье принимала и я сидел не просто так, —
Свою стезю в нём признала – дух вечный говорить мастак.
Меня же Божьим человеком в посланье этом назвала
С духовным именем «Алексий» – Небесной Родины слова.
Вникала в голос тот далёкий, а я сидел и всё писал…;
Ложились на бумагу строки, что голос тайный ей сказал.
И о Владимирской иконе был для Владимира ей знак.
Её же образ мне знакомый был тоже рядом, в «образах».
О чём хотел ему поведать иконы этой светлый лик —
О том ему лишь только ведать, а нам догадки всё сулит.
Несла потом она икону. Вот-вот автобус подойдёт…
И вдруг «блаженная» подходит и ту икону узнаёт.
Что было там! Народ собрался. О том Максимовны рассказ.
Блаженной вид в глаза бросался – в молитве пламенный экстаз.
Так долго женщина молилась иконе Матери Святой!
Как звать её? Она открылась и назвала себя: «Любовь».
О чём сказала Валентине – уже не помнит голова…
Она стояла, рот разинув, и деньги все ей отдала.
Повсюду знаки льются с Неба… Случайна ль встреча та была?
И хоть свидетелем я не был, едва она мне соврала.
Так что ж, иконе в той молитве и ты, дружище, помолись.
В ней символ Неба многоликий и Мать людей в одно слились.

Сегодня была медитация-помощь:
Вокруг все уселись, закрыли глаза,
А женщина в центре. Мы, лишь познакомясь,
Должны ей помочь, коль проблема – гроза.
Диагноз поставить должны здесь заочно —
Проблема её сквозь энергий поток Проходит.
Но знать всё же нужно нам точно
Её протяжённость и верный исток.
Мне символ показан – проблемы причина,
А выход на творчество – был результат,
Как будто причастен к беде той мужчина —
Проблема мне женская виделась так:
Потом подтвердилось всё в краткой беседе —
Была заземлённость в энергии той.
Решать ей самой, чтобы не было следа,
А выход как будто бы вовсе простой.
В Космическом Свете, духовном начале,
Сливаться энергия эта должна,
А скальпель хирурга поможет едва ли.
Ей лишь в медитациях помощь нужна.
Самой нужно встать. Христианский эгрегор
Очистить поможет каналы её,
Родителей только предвзятости эго
Подпитку болезни незримо даёт.
Так, значит, проблема духовности Светом
Должна ту энергию вновь окропить,
Поднять и очистить! Лишь добрым советом
Сумеем проблему чужую решить.

Утро настало, и снова заботы,
И снова куда-то все люди спешат.
Снова проблемы и снова работа,
И снова дела свои надо решать.
Снова учиться спешат ребятишки, —
Им следует многое в жизни познать.
В сумке тетрадки, дневник, ещё книжки.
Но скоро придётся творить и дерзать.
Утро настало, и солнечным светом
Всё озарилось.
И небо вокруг, Как роза, пылает.
А птицы щебечут
И развлекают на ветках подруг.
Снова машины гудят по дороге.
Тесно в автобусах. Лишь старики
Утро встречают ещё у порога.
А может, и где-то у дальней реки.
Утро настало, и я эту песню
Тихо, чуть слышно, себе напою.
Пусть прилетает мой Ангел Небесный —
Я эти слова и Ему пропою.

Через Веру, Надежду, Любовь мы проходим, душою взрослея.
Тот закон для Вселенной простой!
Но, не зная его, мы болеем.
Нам пройти суждено сквозь века, сквозь эпоху великих творений.
Повзрослели, но знаем пока меньше радости, больше лишений.
Кто виновен – всё ищем ответ, обвиняя людей и природу,
Так подумай и честно ответить: что ты сам сотворил для народа?
Для чего ты на свете живёшь, для чего зря коптишь атмосферу?
От Природы не блага ли ждёшь, источая лишь гадость и скверну?
Для чего две даются руки с головой и ногами в придачу?
Разве руки твои коротки? Почему же в душе недостача?
Ты руками чужое гребёшь и душевный свой дар прожигаешь.
Но Творца и в себе обретёшь, коль пороки свои же признаешь.
Обретёшь и поля, и моря – всю Планету признаешь своею,
И не будешь по жизни плыть зря, словно пена, душою черствея.
По волне нужно плыть кораблём, бороздя не моря – океаны!
Мы греховные цепи порвем, и затянутся старые раны.
Благодать распознаем в душе, будет в сердце Любовь и отрада.
Создаём сами штампов клише – рамки, формы для смерти и ада.
Что посеем, то сами и жнём, – плачем горько, а может, ликуем.
Для чего же в страданьях живём, – не живём, а едва существуем?!