Светлана Красюк: Вселенная одной Души

– Куда?

– ПрОтокол писать будем.

– Кого?

– ПрОтокол. Оформлять нарушение, значится.

– А может…?

– Но-но! – лесник грозно сдвинул брови и снова направил на Василия ружье – Тут власть я. Так что лучше не спорь. Пошли.

Делать было нечего. Василий нацепил лыжи, привязал к поясу сани и зашагал вслед за лесничим.

А между тем солнце пошло к закату. Василий с тоской поглядывал на красный диск светила и начинал догадываться, что обратно придется идти уже в темноте. Не прийти в новогоднюю ночь к жене – это равносильно расстрелу! Через повешенье.

Сторожка лесника была засыпана снегом почти под самую крышу. Несмотря на это хозяин быстро нашел вход и юркнул в маленькую, едва заметную дверь. Василию пришлось очень постараться, чтобы войти в дом, не расшибив себе лба. Согнувшись пополам, он протиснулся следом за дедом. В домике было тепло. Пахло картошкой и дымком. Посредине комнаты стоял стол, слева тянулась лавка. На ней, среди шкур неизвестных Василию животных, лежал пес. Он слабо вильнул хвостом, заметив хозяина и гостя.

– Лежи, лежи, Ресси. Приболел он у меня. Старый уже. Простывает на морозе. Раньше по лесу весь день скакал и хоть бы хны… эх… старость…

Старик скинул тулуп, валенки и прошел к столу. Василий сделал тоже самое.

– Голодный? Есть будешь?

– Не, спасибо.

– Ну если не хочешь, то сразу к делу давай.

– Слушай, дед, как звать тебя?

– Петр Иванович

– Петр Иванович, может не будем бумагу писать? Понимаешь, нельзя мне такое.

– Это почему же? Заказник рубить значит можно, а писать бумагу нельзя? Хитер.

– Да я же врач. Меня от больницы направили. Если на меня какие бумаги

пойдут, то я с работы вылечу в два счета. Один выговор и все.

– Так я тут причем? – старик сделал вид, что не понимает, к чему клонит Василий.

– Ну как причем?! Ты протокол свой дурацкий напишешь, в больницу документы попадут и все, уволят к чертовой матери. Это же граница. Китай рядом. Нельзя мне компроматы.

– Знаешь что, мил человек.

– Василий я

– Вот, Василий, я так тебе скажу, ты может и хороший врач, но дело ты делал худое. Вредил своему государству! Да еще на приграничной полосе! Вот!

– Петр Иванович! Да я же не знал, что это заказник! Да начерта бы я ее рубил, если бы знал чем дело кончится??

– Ты не шуми! Я с тобой сильно цацкаться не буду. Сейчас оформим и ступай куда хочешь.

Лесник достал какие-то бланки, надел на нос очки и принялся писать. Бежать было бесполезно.

«Как муха в паутине… Вот вляпался так вляпался. Теперь точно с работы выгонит Рябинкин. Еще и с выговором в личном деле, наверное»

– Ну, читай. Внизу поставь подпись.

– А если не поставлю?

– Поставишь как миленький – угрожающе отозвался дед.

Василий не стал спорить. Не читая он подмахнул бумажку и плюхнулся на лавку. Собака, что оказалась рядом, подняла морду и лизнула Василию ладонь.

– Видно ты и впрямь не плохой мужик! Ресси просто так никого не лижет. Порвать – это запросто, а вот лизнуть – нет.

Старик подошел к собаке и ласково потрепал за холку.

– Сейчас приберусь и ужинать будем. Все так праздник, новый год.

Петр Иванович включил радио. Маяк передавал новости.

– Скоро куранты бить будут. Надо не прозевать, желанье загадать! – дед засмеялся.

Видно было, что настроение у него отличное. Еще бы! Нарушителя поймал!

– Слушай Василий, ночь уже на дворе. Оставайся тут до утра. Куда ты в тайгу один пойдешь?

– У меня жена там… ждет… меня… с елкой…

– Ну вот. Елки нет, чего спешить?

Василий взглянул на часы, было уже без четверти десять. Он явно не успевал к бою курантов.

– Эх дед… ты всю жизнь мою погубил сегодня.

– Я?

– Да. Протокол твой и ты. К жене не успел, с работы выгонят, эх… – Василий махнул рукой и пошел за рюкзаком.

Не спеша он выложил на стол остатки хлеба, сало, банку тушенки и пол фляжки спирта.

– Вот. Это к новогоднему столу. Больше у меня ничего нет.

– Не беда, мил Василий. Садись. У меня тут есть мясцо, картошечка. Самогон есть домашний! Сам гнал, из шишек еловых!

– Да ну!

– А вот попробуй! Знаешь какая штука! Получше всяких виски-писки будет!

Усевшись рядышком на единственной лавке, мужики принялись за праздничный ужин. Самогон и спирт, в компании с домашним теплом, быстро развязали языки враждующим сторонам. Дед вспомнил лихие-молодые, потом пожалился как бабка бросила его, оставшись в городе с детьми и внуками, а Василий рассказал как был «жестоко» обманут главврачом больницы и сослан в эту глушь на целых три года.