Виктор Каменских - Родимый зов

Деревня – списанная кляча
Стоит с оглоблей в бороне.
И уплыла её удача
Проезжим шляхом в стороне.
О сельский край, как ты унижен!
Дома как старые стога,
Под сводами сиротских хижин
Живёт лишь немощь и туга.
Рыдают ветры да вороны.
Дороги – месиво и хлябь.
Старушки там, как робинзоны,
Ждут свой спасительный корабль.
Выходят с палочками вяло.
У прошлогоднего жнивья
Ждут безнадежно и устало,
Когда вернутся сыновья.
В краю родимом и далёком
Среди заброшенных полей
Смешались слёзы хилых окон
Со слезами матерей.
В ночи вдруг ухнет, засмеётся,
Как леший, филин за стеной.
А в дно прогнившего колодца
Глядится месяц золотой.

Стали звонистей всплески речные,
Ивняки отряхнулись от мглы.
Показались опуски лесные,
Как серёжки у вербы белы.
В тень укрылись дороги извивы,
И яснеющий неба упёк
Бросил в луг, на кудрявые ивы
Расписной и узорчатый стёг.
Синь-туманом в ручьях зачадило.
Он плывёт в небеса, в синеву,
Будто кто-то всё машет кадилом
И кропит там росою траву.
Там посёлок ещё полусонный.
Но летят через речку и лес
Голоса и пасхальные зоны
От земли до лазурных небес.
Раздаётся: Христос наш воскресе!
Мир и благо живому всему!
И от сна все воспрянули веси,
Луг и вербы в пасхальном дыму.

Иногда, как в лёгкой дрёме,
Золотую вижу ткань:
Мой Урал в ржаной соломе,
Кукурузную Кубань.
Там в лесах густых, высоких
Щиплют хвою глухари,
На снегах горят глубоких
Зоревые янтари.
Здесь у леса на макушках
Прыснул зеленью листок,
И деревьям на опушках
Греет ноги солнцепёк.
Цикламен здесь и мимоза
Ловят солнышка лучи.
Там, как серьги на берёзах,
Зачернели косачи.
Там летят по снегу сани.
Под морозом крепче наст.
Здесь не горы на Кубани —
Расписной иконостас.
Нет здесь меди и топазов,
На полях не встретишь рожь.
Всё ж предгорный край Кавказа
Чем-то на Урал похож.

Плотины крутой лиственничная кладь
Надёжно скрепила прудовую гладь.
Узорны так блески янтарных полос,
И красные маки упали на плёс.
За куколем леса чащоба и темь,
А далее – город с названием Пермь.
Казанским ли трактом поедешь, пойдешь,
И ты обязательно в Пермь попадёшь.
Ходили за хлебом по торным путям:
Знакома дороженька этим лаптям.
А новое время – размах и разгон, —
Спрямили дороженьку, взяли в бетон.
Не скрипы обозные слушает плёс,
А бег и шуршанье машинных колёс.
По берегу пруда домишки в кругу.
Лесные холмы посгибались в дугу.
Милы так приметы родной стороны.
А зори, как в детстве, легки и ясны.
Надёжно хранит пруд прадедова кладь,
И красными маками стелется гладь.

Шорохи и тени,
Зелень да янтарь.
В лапах лес весенний
Держит хмурь и гарь.
В рудо-пегих тучах
Белое руно, —
Ветерок певучий
Высветил окно.
Берег речки зыбкий.
Не видать и дна:
Заиграет с рыбкой
Лучик, как блесна.
Вальдшнепы на тяге
Быстры и легки.
Старый лист в овраге
Словно меляки.
А в окне болота,
Где черна вода,
Утопить кого-то
Кличет дребезда.

Сосново-еловый берёстовый рай
Смольём духовитым наполнил весь край,
Грустит у ручья лебеда и полынь,
Баюкает хвою дремота и синь.
Хлеба молодые протронулись в рост.
Лучисты поля, тихосветен погост.
Погост – поминальник, а поле – тетрадь.
Укрылась в прохладе ручья благодать.
То ясен, то хмур голубой небосвод.
За полем посёлок, у пруда завод.
Там пруд и печей огнедышащий зев
Сберёг в наших душах здоровый посев.
И видно от каждого дома с крыльца,
Как огненный дух закаляет сердца.
Под чувственный ритм заводских проходных
Мы помним года потрясений былых.
И в душах людских не остыл, не потух
Пропитанный копотью Огненный Дух.
Я верю, что гнева не вызреет гроздь:
Родителям нашим труднее жилось.
Мечта их была иллюзорно-светла,
Но благостны были их жизнь и дела.
И святы места, где кресты на ветрах,
Где лица родные почили в гробах,
Где тень богородицы, травный венец
Склонились к приюту любимых сердец.
Сыновний поклон им.
И помни, мой край,
Их лапотный, скудный
Берёстовый рай.

У нас нет выбора в судьбе,
Но на судьбу я не в обиде.
В простой бревенчатой избе
Я этот белый свет увидел.
Мела ли снежная метель
И завывала глухо в поле,
Но приходил всегда апрель
И май с теплом и водопольем.
Благословенная изба —
Подруга детской благодати,
Была в ней печь, была труба
И были русские полати.
Давно избы-старушки нет,
Где годы детства пролетели,
Где два окна на белый свет
Слепыми белыми глядели.
Бывали мор и недород,
Жевали хлеб с овсяной пылью.
О мой посёлок, мой народ!
Мы не привыкли к изобилью.
Благодарю за всё избу
С её нуждой, теплом и дымом…
Такую трудную судьбу
Предначертал нам край родимый.
Счастливой памятью согрет,
Я ею жив, и нет сомнений,
Что изначально льётся свет
В её бревенчатые сени.