Мишель Деза - Стихи и интервью

Организм наблюдает только полезное
для остатка времени жить.
Насекомые не нуждаются в боли:
поедаемый кузнечик продолжает есть.
Боль у кальмара только глобальна:
её точечность бесполезна.
А боль человека – свеча во тьме —
можно, нужно зализывать.

Созерцание грозного —
огня, водопада, пропасти —
было уже Поэзией,
до рождения смыслов и Бога.
Наука не исключает священное,
а нежно облагораживает его:
из суеверия в романтику точности,
обновляя поколения значений,
поднимая ставки в игре выживания.

Когда первый поэт, в глубине веков,
прохрипел первую фразу,
это было «убирайся, чужак»,
подкреплённое жестом и позой.
Первыми поэмами были ругательства —
носители первых сюжета и стиля.

Ненависть к чужаку,
мэтэку, гайдзиню, лаоваю
обобщает страх патогенов.
Но только умножая на идеал —
чистоты и первородства —
выводят крепчайшие сорта:
на еврея, цыгана, рохинджа.
«Спасай Россию, Словакию, Мьянму!»
Поёт душа погромщика.

Сардины, увидев хищника,
спаиваются так, что стая хрустит
когда он откусывает ломоть.
Не идеалы спаивают группы,
а общий страх и ненависть.
Идеалы вторичны: по отрицанию
деталей понимания Ужаса —
единого, неделимого, доназываемого.
В ненависти мы все монотеисты.
Не идеалами различаются идеологии,
а тем что нужно ненавидеть.

Любовь – безумие вдвоём: