Кирилл Кожурин: Carmina. Издание второе

Слепую месть ревнивой Клитемнестры,
Врата в Аид… И уж в душе звучит
Плач хоэфор Эсхиловой орхестры
И слышен хор безлирный Эвменид…

Возвращаются из долгих странствий
Грозные ахейские мужи.
Ты же о своем непостоянстве,
Светлая Елена, не тужи.

Разве может солнце быть лампадой
И мерцать чуть видным огоньком?
Будь же солнцем! падай! вечно падай,
Чтоб восстать в величии своем!

Подымая розовую пену,
После стольких лет домой везли
Беглую красавицу Елену,
Покоряющую корабли…

Овидь вод была необозрима.
Мягкая покоилась волна.
Но нежданно тонкой струйкой дыма
В мареве растаяла она.

Так ушла она в страну иную…
В черном небе, солнце, запылай!
Пусть хоть тень обнимет неживую
Седовласый старец Менелай.

Я встречал тебя в притонах Тира,
На широких, людных площадях…
Я в тебе увидел душу мира,
Мира, обратившегося в прах.

И тогда возможным стало чудо,
Крылья вырастали за спиной…
Пусть тебя я встретил среди блуда!
Ты – богиня, если ты со мной.

И не тем я проклят, кто, с ключами
Райскими, сулил мне столько кар —
Я, твоими обожжен лучами,
Падаю с небес, второй Икар!

Узор осыпавшихся крылий
Всей прежней прелести лишен.
Склонившихся бессильно лилий
Однообразный, мирный сон.

С каких лугов нектар бесценный
Для снов Психея принесла?
Взгляни, взгляни на кубок пенный:
Там тень Харонова весла!

Колоколов долины лилий
Благоуханный льется звон.
Среди полей библейской пыли
Явился белый Илион.

Засохли вавилонски реки,
Засохли нильски тростники.
Но в деревянном брюхе греки,
Как встарь, от цели далеки…

Возликует виноград пурпурногроздый,
Лишь придет золотогривый Аполлон.
И проснутся опьяняющие звезды —
Виноградины, вкушающие сон.

Потекут незабываемые реки,
Водопады нескончаемые вин.
Возвращайтесь, меднопанцырные греки,
Под платаны густотенные Афин!

Что мечтать об илионских кипарисах?!
Или мало в нашей Аттике Елен?
Ведь источник Синекудрого не высох
И олива зеленеет возле стен.

Возвращайтесь под аттические звезды
Из-под бронзового панцыря времен.
Уж ликует виноград пурпурногроздый —
Се грядет золотогривый Аполлон!

Где ныне лепокудрая Елена?
Орест и неразлучный с ним Пилад?
Где блеск былой Приамовых палат?
Ничто, ничто не избежало тлена!..

Там, позади, и стены Карфагена,
И Вечный Рим, и Дольний Цареград
В твоем огне карающем горят,
О, пламенноязыкая Геенна!

Утрачен смысл в подсчете мертвых дней.
К неведомой земле спешит Эней,
Под небосвод неизъяснимо-синий.

И псковский старец видит наяву,
Как корабли из илионских пиний
Вплывают в деревянную Москву.

Когда спускаются на землю
Все девять геликонских дев,
Я неземному хору внемлю,
Земной их слушая напев.

Так, аромат вдыхая винный
Под звуки музыки немой,
Невольно вспомнишь про Афины
Гиперборейскою зимой.

И плод с небесной высоты
Упал на землю, перезрелый…
Меланхолические стрелы,
Мой солнцебог, рассыпал ты.

И белый снег, как белый клевер,
Зацвел на поле золотом;
И шар земной, как снежный ком,
За солнцем уплывал на север.

И бесконечен был поход
Ахейцев к стенам Илиона.
Лишь вещих звезд вещали стоны,
Без слов: «И это все пройдет…»

Что ж из эолийских краев далеких
Не летит весна к нам на пестрых крыльях?
Что ж покрыт снегами уж третий месяц
Край наш суровый?

Отчего и сердце, как хризалида,
В коконе свернувшись, почти не бьется,
Продолжая видеть свой сон постылый,
Однообразный?

О, проснись же, сердце, проснись скорее!
Погляди в окошко: зима сдается.
Скоро, верь мне, скоро она покинет
Гиперборею.