Юрий Домбровский - Обрывки памяти

Зацелована, избалована,
Нежною лаской охвачена, —
Ты всего лишь моя знакомая.
От чего ж пред тобою так скованно
Я держусь? Иль напрасно утрачены
Мои мысли, как камни тяжёлые?
Или плечи твои полуголые
Заставляют быть сумасшедшим?
Или шутки – беспечно весёлые,
Или голос, с неба сошедший?
Ты взглянёшь на меня лукаво,
Слегка головкой кивнёшь,
Пройдёшь походкою плавной
И, словно горькой отравой,
Сердце моё обольёшь.
Зальётся лицо глупой краской —
Ты кажешься мне недоступной.
В твоих окажись я ласках,
И, словно в волшебных сказках,
Счастливый конец наступит.
Вот целуют тебя приветливо —
Ревностью глупой томлюсь.
Подойти к тебе не решусь.
Закрывшись густыми ветвями,
Опущу глаза, отвернусь…

Яснее звёздочки во тьме,
Яснее эха в тишине,
Ясней небесной сини,
Ясней морщинок-линий,
Ясней дневного света,
Ясней стихов поэта,
Яснее всего ясного,
Ясней всего прекрасного,
Ясней, чем чистая слеза —
Вот эти ясные глаза!

Ах, сердце, сердце,
Моя загадка;
То сладко мне,
То скверно, гадко.
То обожаешь ты,
То ненавидишь.
То в белом —
Чёрное ты видишь.
То избираешь ты,
То отвергаешь.
Порой, что делаешь —
Не угадаешь.
Удар к удару —
Стучишь в груди.
Что будет дальше —
Узнай, пойди…
То сладко мне,
То скверно, гадко.
Ах, сердце, сердце,
Моя загадка…

Опера «Севильский цирюльник» —
Звучит ария Фигаро.
Стол освещает будильник.
Слушаю, – и мне всё равно.
Пусть хоть там сам
Мефистофель
Рвёт себе глотку,
Мне б сейчас
в комфортабельный
мотель —
Пить русскую водку.
Фигаро сменяет Онегин —
Поёт о несчастной любви.
Да пусть хоть
Эвелин Веги,
Всё равно сижу я один.
Выключаю транзистор —
отвратительно воет.
Ненаглядная моя так далеко.
Душа моя стонет и ноет,
И я с горя пью…
молоко.

Тоска водою разлилась,
Печалью ум заполонила.
Зачем сказала ты смеясь,
Что всей душой меня любила?
Зачем кокетничала ты?
К себе ведь жалость вызывала.
Ещё не видела беды
И с сердцем, как с огнём, играла.
Ах, жаль, что так случилось,
Но то, наверно, рок судьбы.
Уж синева фатой накрылась,
Уже в венчальном платье ты.

Померкли радужные краски,
Закрылись серою портьерой.
И то, что было раньше сказкой,
Овеянною нежной лаской,
Вдруг стало ложью и химерой.
Бледнее стал фиалок цвет.
Туман не отдаёт уж бирюзой.
Найти я не могу ответ —
Моя вина здесь или нет…
И душно, как перед грозой.

Ах, жизнь-копейка,
Ах, жизнь-табак!
Опять зовут друзья
С собой в кабак.
Опять целую
В помаде губы.
Гремят гитары,
Воют трубы.
Поп-музыка —
Дань молодым.
С вином смешался
Табачный дым.
Опять в помаде
Рубахи ворот.
В ночной прохладе
Я слышу топот.
Я снова в драке —
Хмельной задор!
В вечернем мраке
Ах, жизнь-копейка,
Ах, жизнь-табак!
Опять зовут друзья
С собой в кабак…

Ой, разбужена грусть осенняя,
Осень Пушкина, грусть Есенина.
Небо тучами одевается,
В синеве своей сомневается.
Отчего печаль расплескалась вся?
Почему не жаль былых радостей?
Не жалею я тех разлук и встреч,
Лебединых рук, белых, нежных плеч.
Милых сладких губ не зову уже.
Осень хмурая разлилась в душе.
Осень Пушкина, грусть Есенина.
Ой, разбужена грусть осенняя…

Верно понапрасну
раздарил себя.
Нет того огня,
Что пылал беспечно
и казался вечным…
Тускло лампа светит
над моим столом.
Сердце моё бредит
не розовым стихом.
Расплескались мысли,
как с травы роса.
В сумраке повисли
карие глаза,
Что с ума сводили…
Любили?
Да, любили…

Курю сигареты
одну за другой.
Строку напишу —
лист комкаю.
Никак не пойму,
что со мной…
Нет, как же,
отлично знаю.
Влюбился…
В который раз?
Не знаю,
cо счёта сбился.
Не нужно
наивных фраз.
Влюбился,
значит влюбился.
Конечно,
пройдёт и это, —
Сказал, —
и сразу затих.
Но всё же,
ладонью согретый,
Тебе посвящён
этот стих.