Павел Манжос - Из песен рождаются звёзды – 2. Философская лирика

И разные пред нами предстают —
Тропинкой, шляхом, грейдером – дороги,
Нам птицы песни разные поют,
И разные у нас на небе боги.

Мы – не равны! Вовеки не поймёт:
Тень – плоть свою, певицу – подпевала,
Закрытое – открытое забрало,
Мороз – цветок, а дёготь – чистый мёд.

Плащи судьбы на разное ведут:
Одних – на подлость, а других – на подвиг,
Кого при жизни тлену предадут,
Кому даруют рай на адских сходнях.

Но жаль, что нет проблем
лишь в планах хитреца,
Что истина своя у каждого яйца,

Что ноет лишь своя у каждого мозоль,
Что возвращается на землю мезозой

В скорлупках крохотных, и знаем, не печалясь:
Гиганты – вымерли, а карлики – остались.

Я собрался к маме погостить,
Среди дел на доброе сподобясь,
Чтоб сказать: «Родимая, прости,
Что так долго пропускал автобус.

Закрутился белкой в колесе,
Не было то времени, то денег.
Суеты житейской вечный пленник,
Но храню я письма твои. Все!..»

Взял вещей огромную суму
И связал грядушки от кровати,
Еле влез (и всё же не пойму:
Для чего они – совсем не кстати!),

Еду, но автобус тормозит,
Вышли на какой-то остановке,
Говорю водиле: «Паразит,
Что застрял? Попёрся без путёвки?»

Но водитель звука не издал,
А в ответ мне – голос – гулким эхом:
«Закатилась светлая звезда,
Поздновато что-то ты поехал».

Я проснулся: пасмурный рассвет.
Комната. В углах – завалы хлама.
Вот уж десять лет, как тебя нет,
Милая моя, святая мама…

Изо всех законов наших
Для живых первей таков:
Бойся «истину познавших»:
Нет страшнее мудаков.

Отметая кривотолки,
Тот изгрыз верхи ногтей:
«На конце стальной иголки
Сколь поместится чертей»?

В сташных шахматах орешек,
Злую длань иной простёр,
Убивая вместо пешек
Осуждённых на костёр.

Поделил людей на классы,
Лучших выкосив в пылу,
Карлик долбанный, под лясы
Навязавший кабалу.

Знай, певец в нестройном хоре:
Твой вокал – ни то ни сё,
Знай, создатель лжетеорий:
Относительно не всё.`

Тьмы и тьмы пригнавших к краю
Человечий наш косяк!
Лучше б ты сказал: «Не знаю»,
В суемудрии босяк!

Как это больно – понимать,
Жить с миной мудрого паяца —
И с пониманьем засыпать,
И с пониманьем просыпаться!

Как горько знать, что новый век
Несёт от старого ошмётки,
И скрип несмазанных телег
Страшнее виселиц и плётки!

Народов наблюдать раздрай
И одичавших парий орды,
Минувшей мощи видеть пай
И охло-Рим, от дури гордый!

И говорить себе: «Весь век
Ты проживёшь в клетушке этой,
И, как ни бейся, как ни сетуй,
Она – библейский твой Ковчег.

Истаяв по очередям,
В тоске, нужде, неразберихе,
Жизнь улетит ко всем чертям,
И ляжешь в сумрак – тихий-тихий.

Уйдёт еще один бунтарь
И новый век не повстречает…»
А на меня глядит фонарь
И головой своей качает.

На тонкой шее фонаря
Звенит тугая петля вьюги.
Знать, и ему в пресветлом круге
Не брезжит новая заря.

Ведь мир без грёз и храм без стен
У познающего сословья…
Горящий факел Диоген
Поставил мне у изголовья.

Посёлок тихий, невеликий…
Хмель хвои, смород земляники
И соловьиный щёлкосвист…
Здесь, на площадке станционной,
Стою, дремотой унесённый,
А день – медлителен и мглист.

Спасибо, избы, лес, криница,
Что к вам могу я прислониться
Вольноотпущенной мечтой!
Да есть ещё душе отрада —
Пред ликом Матери лампада
И храм поэзии святой.

Но вздрогнет сердце от кошмара
Здесь бушевавшего пожара
И хамской дикости примет.
Ловкач-делец из Краснодара,
Придав горели вид товара,
Оставит длинный шинный след.

Живёт здесь тот ещё народец:
Загажен уличный колодец
И матерщины злобен рык,
Хмельно базарное витийство,
И тяжек грех отцеубийства,
И оскорблён юнцом старик.

И всё-таки мне чем-то дорог
Притихшей чащи влажный морок
И вид начальственный ворон.
Прощаясь с праздником зелёным
И посылая мир влюблённым,
Я вспомню маленький перрон.