Николай Добролюбов - Русская поэзия XIX века. Том 2

И целый-то день говоруньи,
Как дети, вели разговор…
Потом полетели, летуньи!
Я мало их видел с тех пор!

И вот — их гнездо одиноко!
Они уж в иной стороне —
Далеко, далеко, далеко…
О, если бы крылья и мне!

Кроет уж лист золотой
Влажную землю в лесу…
Смело топчу я ногой
Вешнюю леса красу.

С холоду щеки горят:
Любо в лесу мне бежать,
Слышать, как сучья трещат,
Листья ногой загребать!

Нет мне здесь прежних утех!
Лес с себя тайну совлек:
Сорван последний орех,
Свянул последний цветок;

Мох не приподнят, не взрыт
Грудой кудрявых груздей;
Около пня не висит
Пурпур брусничных кистей.

Долго на листьях лежит
Ночи мороз, и сквозь лес
Холодно как-то глядит
Ясность прозрачных небес…

Листья шумят под ногой;
Смерть стелет жатву свою…
Только я весел душой —
И, как безумный, пою!

Знаю, недаром средь мхов
Ранний подснежник я рвал;
Вплоть до осенних цветов
Каждый цветок я встречал:

Что им сказала душа,
Что ей сказали они, —
Вспомню я, счастьем дыша,
В зимние ночи и дни!

Листья шумят под ногой;
Смерть стелет жатву свою…
Только я весел душой —
И, как безумный, пою!

Вся в розах — на груди, на легком платье белом,
На черных волосах, обвитых жемчугами, —
Она покоилась, назад движеньем смелым
Откинув голову с открытыми устами.
Сияло чудное лицо живым румянцем…
Остановился бал, и музыка молчала,
И — соблазнительным ошеломленный танцем,
Я на другом конце блистательного зала
С красавицею вдруг очами повстречался…
И — как и отчего, не знаю! — мне в мгновенье
Сорренто голубой залив нарисовался,
Пестумский красный храм в туманном отдаленье,
И вилла, сад и пир времен горацианских…
И по заливу вдруг, на золотой галере,
Плывет среди толпы невольниц африканских,
Вся в розах — Лидия, подобная Венере…
И что ж? обманутый блистательной мечтою,
Почти с признанием очнулся я от грезы
У ног красавицы… Ах, вы всему виною,
О розы Пестума, классические розы!..

Долго ночью вчера я заснуть не могла,
Я вставала, окно отворяла…
Ночь немая меня и томила и жгла,
Ароматом цветов опьяняла…

Только вдруг шелестнули кусты под окном,
Распахнулась, шумя, занавеска —
И влетел ко мне юноша — светел лицом,
Точно весь был из лунного блеска.

Разодвинулись стены светлицы моей,
Колоннады за ними открылись;
В пирамидах из роз вереницы огней
В алебастровых вазах светились…

Чудный гость подходил все к постели моей;
Говорил он мне с кроткой улыбкой:
«Отчего предо мною в подушки скорей
Ты нырнула испуганной рыбкой!

Оглянися — я бог, бог видений и грез,
Тайный друг я застенчивой девы…
И блаженство небес я впервые принес
Для тебя, для моей королевы…»

Говорил — и лицо он мое отрывал
От подушки тихонько руками;
И щеки моей край горячо целовал,
И искал моих уст он устами…

Под дыханьем его обессилела я…
На груди разомкнулися руки…
И звучало в ушах: «Ты моя! ты моя!»,
Точно арфы далекие звуки…

Протекали часы… я открыла глаза…
Мой покой уж был облит зарею…
Я одна… вся дрожу… распустилась коса…
Я не знаю, что было со мною…

Голубенький, чистый
Подснежник-цветок!
А подле сквозистый,
Последний снежок…

Последние слезы
О горе былом,
И первые грезы
О счастье ином…

Всё вокруг меня как прежде —
Пестрота и блеск в долинах…
Лес опять тенист и зелен,
И шумит в его вершинах.

Отчего ж так сердце ноет,
И стремится, и болеет,
Неиспытанного просит
И о прожитом жалеет?

Не начать ведь жизнь с начала —
Даром сила растерялась,
Да и попусту растратишь
Ту, которая осталась…

А вокруг меня, как прежде,
Пестрота и блеск в долинах!
Лес опять тенист и зелен,
И шумит в его вершинах!..