Артемий Дряблов: Головокружение слов. Сборник стихов

Могучий и сильный голос укутывает толпу,
Глядят вперёд сотни
тысяч завороженных глаз.
Маленький человечек словом бьёт скорлупу,
Из неё извлекая драгоценный алмаз.
Стадо людей рождает танцующую звезду
По слову великого Ницше, неся в себе все ещё хаос.
Паучьи лапки нациста накидывают узду,
Никто не сумеет укрыться от пут, что несёт этот глас.
Толпа, как шальная шлюха, готова в себя принять
Все то, что ей дать захочет оратора ловкий язык.
Но закулисой сцены не устают управлять
Спектаклем другие руки, ведущие мир в тупик.
Иные глаза взирают на крохотного шута,
Поющего песню крысам по заказу его.
Лишь той они лжи поверят, что будет, как мёд, густа,
Скрывая в себе лишь только тотальное ничего.
Оратор – смешная кукла, и глотка с трибун орет,
Поток чужих, пришлых мыслей неся в мир тщедушных масс.
Истинный повелитель свое у глупцов берет,
Пока их запал единый совсем еще не угас.
Пока размягченный чувством взрыхленный головной мозг
Способен самозабвенно себя до конца отдать.
Пока эти люди только податливый, мягкий воск,
Демон-манипулятор ставит на них печать.
Он пьёт их восторг и злобу, как капучино с утра,
Закусывая тревогой и страхом перед чужим.
Исторгнув все сокровенное из людского нутра,
Он равнодушно кончает с куклой ударом одним.

Глаза говорят о многом.
Слова источают вздор.
Бутылка вина мне вручена богом,
Чтоб не попасть в дурдом.

Прометеев огонь для того, чтобы греться.
Отвага дана чтоб продолжить идти.
Пускай направляет сердце
Меня на опасном пути.

Труд мне дается для отдыха.
Жизнь дана для любви.
Чтоб не закончить олухом
Настоящим моментом живи.

Если хочется – значит надо:
Песни пой и танцуй до утра.
И старайся, чтоб каждое завтра
Было лучше, чем было вчера.

Слишком много тебя в моей голове,
Мысли нарочно твой образ рисуют,
Ты мне не нужна – вру я себе,
Но душа знает правду, и сердце тоскует.

Оно жаждет вернуться назад,
Как голодающий – хлеба,
И замирает, вспомнив тот сад,
То бесконечное, звёздное небо.

Тот сад, где мы были только вдвоём,
И ничего больше не существовало,
Где великое чувство пылало огнём,
Но не сжигало, а лишь согревало.

Говорят, любовь – это дар,
Для меня же она обернулась проклятьем,
Ведь теперь тебя должен отпустить навсегда,
Страдания – расплата за мгновение счастья.

К чему теперь споры «кто виноват»?
Когда сердце окутали чёрные путы,
Но знай, я готов пройти через ад,
Чтобы снова прожить те минуты.

И если б достоин был шанса второго,
Жизнь снова прожить, минуя эти заботы,
Я проживал бы её снова и снова,
Но не изменил бы ничего ни на йоту.

Прикосновения говорят о многом.
Одни – о том что тебя любят всей душой,
От других на душе возникает тревога,
Третьи оставят на коже следы за собой.

Желанье коснуться может быть разным.
Кто-то нежность желает свою передать,
Но иное желание бывает опасным,
Ведь люди не могут чувства сдержать.

Внутренний мир, порождение подсознания.
Сотни ночей, единственное желание.
Сотни свечей в злачёном резном подсвечнике,
Сотни речей в серебряном наконечнике.

Стая волков захлебнулась жестоким воем.
Нас учили не жить, нас учили умирать стоя,
Нас учили не ныть, хоть разрезанными стрелою.
Эта дерзкая прыть лишь между тобой и мною.

Нас учили бежать до конца, до самóй границы,
Где на стыке миров искрятся огнём зарницы,
Где безлики улыбки, а всадники безголовы,
Где чужие крики заглушит простое слово.

Это смелый полёт, хоть тело не движется с места.
Пусть не верит никто, но я все равно невеста.
Пусть не мерит никто длину и размеры мозга.
Пусть не клеят кумиров из глины или из воска.

Ты читаешь речи в нацистском стальном мундире,
Салютуешь битвам, а я все грущу о мире.
Салютуешь бритвам, а я набираю ванну.
Салютуешь литрам, а я ожидаю манну.

Ты египетский жрец, священник из града Фивы.
Ну, а я – писец, в моей власти царей архивы.
Ну, а я – певец, и мой голос тебя тревожит.
Ну, а я – слепец, что доводит тебя до дрожи.