Георгий Мантуров: Слова. Стихотворения

Отцвела давно калина
И по ней завился вьюн,
Привязалася ангина,
А на улице – июнь.

Долго-долго длятся дни,
На сердце досада,
Горло бедное саднит,
Как от самосада.

Нету дела никому
До моей хворобы,
Тополиных белых мух
Намело сугробы.

Все печали бытия
Вдруг на мне повисли,
Как и хлопья эти я
Не имею смысла.

А калина за окном
Душу мне тревожит,
Все шумит мне об одном,
Об одном и том же:

«А она б тебе связала
Шарф из пуха тополей!
А она б тебе сказала, —
На, носи и не болей!

Как бы сердце твое пело!
Как бы жизнь была мила.
Ах, какой ты был несмелый,
Когда я весной цвела!

Я между небом и землею
Стою. Такая благодать!
Два метра снега подо мною,
До неба же – рукой подать!

Забыта города морока,
И дело близится к весне.
Стоят футбольные ворота.
Они сейчас по пояс мне.

Все, что незыблемо и вечно
Сейчас не стоит ни гроша.
Так беспечальна и беспечна,
И так беспомощна душа.

С нее свалилось все плохое,
Балласт отпущен, и вот-вот
Всплыву я в небо голубое,
Как-будто на поверхность вод.

За окном бушует ливень
Пополам с хмельною брагой,
Вперемешку с крупным градом
Бьет налево и направо.

Этот ливень, шумный ливень
Рассыпается игриво,
Мечет градины об глину
Как серебряные гривны!

Развеселый, буйный ливень,
Бубенцы вплетены в гриву!
Ты ликуй, хлещи открыто
Хочешь прямо, хочешь криво!

Как ты вовремя, мой милый,
Вышибай из почек клинья!
Чтоб наутро пахло сильно
Мятой и чуть-чуть полынью.

Сделай так, чтоб все бурлило,
Чтоб дороги все залило,

Чтобы к нам в избушку эту
Вплоть до самого рассвета

Не пробрался посторонний
И ни пеший, и ни конный.

В природе суета, как в доме у Ростовых,
Волнуется Зима – назавтра первый бал.
И миссией своей осенний лес растроган
Сейчас он просто лес, а завтра бальный зал.

Паркет уже готов, начищен лед до блеска,
Для туфелек и шпор прекраснейший паркет.
Как весело на нем под громкий звук оркестра
Кружиться в вальсе так, чтоб любовался свет.

Назавтра первый бал, и с первым бликом солнца,
Как грянет вдруг оркестр, и заиграет лед
Зима войдет в тот лес, и ветер как Болконский
Ее обнимет, закружит и в танце поведет.

Ну а пока что ночь, давно уснули слуги.
Откуда-то с вершин доносятся едва
Печальные и несмолкающие звуки,
Оркестр осенних лип разучивает вальс.

Цветы, бурьян и колокольня
В одном из подмосковных сел.
На станцию путем окольным
Я шел и вот сюда забрел.

Плиты бетонной холод твердый
Две даты стерты от погод,
Рожденья – год двадцать четвертый
И смерти – сорок первый год.

Через минуту солнце канет
За окоем, за дальний луг,
Мне показалось, что на камне
Заметны очертанья букв.

Последний луч плиты коснулся,
Раздвинув трав сухих пучок,
Я увидал и задохнулся:
– Мы победили, Василек!

Как было сладостно и больно
Тому, кто так воскликнуть смог!
И галки взмыли с колокольни,
Как будто мой, услышав вздох

Мне напиться дадут твои руки,
Улыбнуться заставят глаза,
Опечалиться – грустные звуки,
Что не слышны в других голосах.

Ты не любишь высокого слога,
И когда, улыбаясь хитро,
Я спросил тебя: «Веришь ли в Бога?»
Ты ответила: «Верю в добро»

Твои правнуки будут богаты,
От меня унаследовав
Не фамильное серебро-злато,
Простодушные те слова.

Ее декабрь приговорил,
Ее не спас апрельский ливень.
И я спилил больную сливу
И выкорчевал, и спалил.

Огонь пылал, высок и чист,
И комель плавился пудовый,
А дед расстроенный ворчит,
Что выжег траву перед домом.

Не горюй, мой дед,
Я люблю твой сад,
Никаких нет бед —
Только кажется.

Обожженный след
Заживит роса,
Подрастают, дед,
Наши саженцы!