Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Сказал ведь некогда Саади,
а вслед за ним Назым Хикмет:
уж лучше крепкий хрен в помаде,
чем за плечами сотня лет.

И был Шекспир того же мненья,
и повторил за ним Бердслей,
что лучше яйца в день рожденья,
чем валерьянка в юбилей.

Но лучше всех сказал об этом
Некрасов Коля, Лехин сын:
пусть ты не можешь быть поэтом,
но трахайся, как гражданин.

«Мои года – мое богатство», --
грузин под окнами поет
и просит денег на лекарства,
ведь возраст счастья не дает.

А ты в изнеженную позу
ложишься, испуская сок,
и я в твою впиваюсь розу,
целуя каждый лепесток.

Когда сосут воры в законе?
Воры в законе не сосут.
А кто от правила отступит,
тому грозит пацанский суд.

А где-то в параллельном мире
всё-всё-всё всё наоборот,
всем миром правит там Россия,
и все воры берут там в рот.

Там семь процентов натуралов,
и а пидорасов большинство,
и морды там у криминалов
от спермы вот такие во!

Там президент у нас лесбища,
в Госдуме гомики одни.
И если хрен там щелку ищет,
ему советуют: ни-ни.

В том мире малые народы
раз в год Америку бомбят,
там весь Нью-Йорк лежит в руинах,
но! –
стоит Белград, цветет Багдад.

Чечены там грузинов режут,
а русским все они друзья.
И все-таки в том дивном мире
навряд ли бы прижился я.

Смотрю по телеку я тупо
фильм про бандитов и ментов,
но к их оральному контакту
еще как зритель не готов.

Но жизнь меняется, однако,
мы скоро будем в мире том,
где Русь все страны ставит раком
вор венчается с ментом.

Я помыл свои волосы модным шампунем,
мои волосы стали сильны и упруги,
так я встретился с новым весёлым июнем
и мгновенно понравился новой подруге.

Мои волосы стали сильны и упруги,
я шампунем их пестовал целое лето,
но одно не понравилось новой подруге:
что всё хуже и хуже я делал ВОТ ЭТО.

Мои волосы стали сильны и упруги,
мои мышцы, напротив, поникли, одрябли,
и всё чаще у ложа желанной подруги
я стоял как дурак, наступивший на грабли.

Моя главная мышца бессильно опала
и ведет себя нынче как дохлый мышонок;
он как крыса хозяйничал в норах, бывало,
в норах самых железобетонных девчонок.

Пусть прелестницы моются модным "Пантином",
"Хед'н'шолдерс", "Эльзевом" и "Джонсонсом" сразу,
ну а тем, кто себя причисляет к мужчинам,
я советую выкинуть эту заразу.

Настоящий самец моет волосы глиной,
он космат и свиреп, и грязней печенега,
за плечами его след шевелится длинный
из летящих с башки хлопьев белого снега.

Когда закончились разборки
в журнале «Новая заря»,
где куртуазных маньеристов
обидел штатный критик зря,
когда горящие руины
у них остались за спиной
и быстроходные машины
умчали их в июльский зной,
когда в виду у водной глади
был постлан красный дастархан
и рядышком присели бляди,
взял слово Степанцов-пахан.
Он девкам приказал раздеться,
украсить наготой пейзаж,
и произнес: — Давайте выпьем
за Орден куртуазный наш.
Пускай наш Орден виртуален —
не сокрушить незримых стен.
Ты заложил мощнейший камень
в его фундамент, Константэн.
Не будь тебя, Кастет, в натуре,
и обаянья твоего,
вся наша банда по культуре
сидела б в жопе глубоко,
и тонкокрылые девчонки
к нам косяками бы не шли.
— А я?! — вскричал Андрей Добрынин.
Меня, начальник, похвали!
— Андрюха, ты, конечно, мастер,
но много ты в стихах пиздишь,
разводишь каплю меда в дегте,
моралью олухов гвоздишь.
В боевике американском,
наставив дуло на врага,
пиздит так конченый мудила,
пока ударом сапога
противник не расквасит яйца
и из руки не выбьет ствол,
и, вырвав гланды через жопу,
кричит: «Закрой ебло, козел!»
А надо в мозг хуячить сразу,
за пулей пулю посылать,
пока не взмолится читатель:
«Ну все, кончай, ебена мать!»
— Ты прав, Вадюшка, пусть Андрюха
поменьше пишет, заебал! —
ревниво вякнул Пеленягрэ,
обрюзгший архикардинал.
— Молчи, почетный приживала, —
вскричал Добрынин. — Цыц, кастрат!
— Всё! Бездуховность заебала!
Верните куртуазность взад! —
не унимался Пеленягрэ,
профукавший свой дивный дар
еврейским шоу-бизнесменам
за очень скромный гонорар.
— Сашок, уйми пенсионера, —
Добрынин Скибе приказал,
и командор нижегородский
Витюшку скотчем обвязал.
— Вы все мне дороги и любы, —
продолжил, выпив, Степанцов, —
и даже деградант Витюшка —
он нам родной, в конце концов!
Мы Орден, мы гроза поганых
интеллигентишек-чмарей!.. —
Умолк Магистр.
На телок пьяных
братва набросилась скорей.