Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Я могу быть вонючим козлом,
Быть ничтожней последних ничтожеств:
Без меня ведь вы были числом,
Единицей в теории множеств.

Я придурок, паскуда, гнилье,
Я творю непотребства не прячась,
Но для вас вожделенье мое
Есть признанье таившихся качеств.

Вы решите, что, верно, и в вас
Что-то все-таки есть человечье,
И смиритесь с блудливостью глаз,
С бестолковой и сбивчивой речью.

И научитесь не замечать
То, что было так мерзостно прежде,
И блевотину с полу счищать,
И застирывать кровь на одежде.

Мы жили к Родине любовью,
Но время то, увы, прошло.
Теперь мы ринулись в торговлю,
А это очень тяжело.

Кой прок от рыночного шума,
Коль даже не на что поддать?
С утра мы мучимся угрюмо
Вопросом: что бы нам продать?

Ведь мы вещей не накопили,
И не с чем нам пойти на торг.
Мы так Отечество любили,
Что вещи заменял восторг.

И день голодной белизною
Сменяет равнодушье тьмы.
Найдись купец с тугой мошною,
Ему бы вмиг продались мы.

Но, о прокорме беспокоясь,
Мы понимаем вновь и вновь:
Ум, честь, достоинство и совесть -
Всё заменила нам любовь.

Мы опустели - кто нас купит?
Никто не верит нам уже,
Но счастье новое наступит
На неком дальнем рубеже.

Мы все внезапно приналяжем,
Чтоб власть наживы победить,
И населенью вновь прикажем
Всем сердцем Родину любить.

Как хорошо шагать в обновках
По шумной рыночной Москве -
В ушастых фирменных кроссовках,
С бейсболкою по голове,

В костюме <���Адидас>, похожем
На заревые облака,
Чтоб было видно всем прохожим
Зажиточного чувака.

Где можно заработать бабок -
Не нужно лишним людям знать.
Я от товара глупых бабок
Не постесняюсь отогнать.

Возьму товар и сдам дороже,
Пусть хоть на несколько рублей,
Но сумочка турецкой кожи
Заметно станет тяжелей.

И моего сознанья недра
Заветный образ отразят
Приплясывающего негра
В бейсболке козырьком назад.

Подругу я найду с годами,
Чтоб в шмотках понимала толк,
И с молодыми чуваками
Заговорю как старый волк.

Повествованьем, полным жара,
Заворожу младых людей -
О том, как бились за товары
В годину юности моей.

У кошки прохладные лапки,
Когда она ходит по мне,
Лежащему в пыльной канаве
В запойном беспамятном сне.

И вот на груди моей впалой,
Прикрытой худым свитерком,
Мурлыча, устроится кошка
Увесистым теплым комком.

Проснусь, непривычно согретый,
И в пальцах почувствую зуд,
И в мягкую теплую шерстку
Безглазые пальцы вползут.

И в сладком томительном спазме
Сожмется рука, как тиски,
И кошка отчаянно взвоет,
И хрустнут ее позвонки.

Обмякшее тельце, как куклу,
Я в пыль равнодушно швырну,
Взгляну, как оскалились зубки,
Как хвост растянулся в струну.

И тут же о кошке забуду,
И шатко к пивнушке пойду,
И там языком непослушным
Я мудрую речь поведу.

И будут приятели тупо
Таращиться, словно сычи,
Вдыхая прилипчивый запах
Предсмертной кошачьей мочи.

На вас я взглядом осовелым
Гляжу со строгостью барбоса.
Так сладко заниматься делом,
Решать различные вопросы.

Быть непонятливым так сладко,
Не реагировать на шутки,
Просить, чтоб излагали кратко,
С трудом выкраивать минутки.

Но я бы слег в недуге грозном,
Когда прерваться мне пришлось бы:
Не смог бы я с лицом серьезным
Тогда вникать в чужие просьбы.

Я постарею как-то сразу,
Когда не буду на посту я;
Начнут посулы и приказы
В мозгу крутиться вхолостую.

И тишина в ушах застрянет,
Бесплодны станут все движенья, -
Ведь откликаться мир не станет
На жесткие распоряженья.

И наконец, прорвав молчанье
Просителей и телефонов,
Ко мне докатится вещанье
Не человеческих законов.

Охотникам за черепами
Спокойной жизни не дано,
Они живут на тазепаме
И, чтоб забыться, пьют вино.

Непросто подыскать аллейку,
Чтоб там старушку завалить
И после сухонькую шейку
Ножом зазубренным пилить.