272. ПЕРНАТЫЕ В СНЕГУ
Пернатые в снегу меняют признак пола.
Родителей легко ввели в обман халат
Да страсть, что делает Элизу невеселой:
Мне ребус бабочек яснее всех шарад.
Я прыгну на тебя, личина, и узнаю
В тебе то пугало, что флейтой я пленял;
Солдатик мой, в твоих романах я читаю
Про вишенник в цвету, про майский карнавал.
Пастель и пастораль - не твой ли шлак, Людовик
Шестнадцатый? - но мак надгробье нам слагал;
Воспоминания на углях цвета крови
Кропают траурный и нежный мадригал.
Как сани русские - открытье для волчицы,
Быть может, твой, Нарцисс, бесчеловечный пыл -
Не преступление? И кто же поручится,
Что сгинул след волны, где руку ты омыл?
273. СПИНА АНГЕЛА
Ложной улицы во сне ли
Мнимый вижу я разрез,
Иль волхвует на панели
Ангел, явленный с небес?
Сон? Не сон? Не труден выбор:
Глянув сверху наугад,
Я обман вскрываю, ибо
Ангел должен быть горбат.
Такова по крайней мере
Тень его на фоне двери.
ПОЛЬ ЭЛЮАР
274
Твой златогубый рот мне дан не ради смеха,
И лучезарных снов твоих так дивен смысл,
Что в годовых ночах, в ночах смертельно юных,
В малейшем шорохе звучит мне голос твой.
В деннице шелковой, где прозябает холод
И сладострастие опасно бредит сном,
В руках у солнца все тела, едва очнувшись,
Боятся обрести опять свои сердца.
Воспоминания зеленых рощ, туманы,
Куда вступаю я… Закрыв глаза, тебя
Всей жизнью слушаю, но не могу разрушить
Досуги страшные, плоды твоей любви.
275. РАВЕНСТВО ПОЛОВ
Твои глаза пришли назад из своенравной
Страны, где не узнал никто, что значит взгляд,
Где красоты камней никто не ценит явной,
Ни тайной наготы тех перлов, что блестят,
Как капельки воды, о статуя живая.
Слепящий солнца диск - не зеркало ль твое?
И если к вечеру он никнет в забытье,
То это потому, что, веки закрывая,
Любовным хитростям ты веришь дикаря,
Плотине моего недвижного желанья,
И я беру тебя без боя, изваянье,
Непрочностью тенет прельстившееся зря.
277
ПАВЛО ТЫЧИНА
276. ХОДИТ ФАУСТ
Ходит Фауст по Европе,
Требником вооружась,
Сеет ложь, морочит всласть
Недогадливых людей, -
А навстречу Прометей.
– Здравствуй, здравствуй, огненосец!
Все бунтуешь? Ну, бунтуй.
Похвалить не похвалю:
Разве можно мятежами
Осчастливить бедный люд?
В тайнах неба разбираясь,
Философски увлекаясь,
Я лишь цифрами швыряюсь,
Фактами смертей, нужды,
Ну, а ты, а ты, что ты?
Я ношу в душе вериги,
Отрицаю вред религий,
Не бунтую, только книги
Все пишу, пишу, пишу,
Ну, а ты, а ты, что ты?
Хочешь мир переиначить?
Что ж твой вид понурый значит?
278
– Значит он, что ты не Фауст,
А господский лишь сынок!
Вот возьму я молоток!
– А, бунтуешь? Ладно, ладно.
Я не Фауст? Так и знал…
Ну, прощай и не взыщи. -
Ходит Фауст по Европе
С старым требником в руках.
277
Одни в любовь, другие в мистику,
А третьи - в высь, где синь ясна.
И наша муза гимназистику
На поруганье отдана.
И вот нам предлагают копию
С манерных русских поэтесс,
И, из утопии в утопию
Бредя, зовут свой путь: «Sagesse». 1
А подлинная муза скована
Войною, фронтом, в ржавом мху
Лежит поругана, заплевана
Там, на украинском шляху.
Так почему ж, безумьем скошены,
Вопим, что «в гриме - весь поэт»,
И, подхватив окурок брошенный,
Затягиваемся в корсет?
Иль утомилась наша нация,
Иль недалеко до конца,
Что все у нас лишь профанация
И нет ни одного певца?
Нет поэтического гения,
Кто б нас пронзил своим стихом,
И мы, предтечи омертвления,
Живем во сне глухонемом.
1Мудрость (франц.). - Ред .
МИКОЛА ЗЕРОВ
278. КЛАССИКИ
Уже давно ступили за порог
Земного бытия, поэты-полубоги.
И голос ваш, размеренный и строгий,
Звенит во тьме Аидовых дорог.
И черный мрак всем грузом скорби лег
На скифский брег, на наши перелоги.
Ужель вовек нам не найти дороги
К сокровищам рапсодий и эклог?
И ваше слово, вкус, калагатии,
От нас, заброшенных в снега глухие,
Бегут, как сон, как солнечная пыль.
И лишь одна врачует скорбь поэта,
Одна ваш строгий возрождает стиль -
Певучая законченность сонета.
279. СТЕПЬ
Куда ни глянешь - степь. Зеленый ряд могил.
Мечтательная даль, что мглою синих крыл
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу