Шиш Брянский - В нежном мареве

Белым Шомполом ебёт меня Господь,

Но от этого мне польза будет хоть.

маме

Мамка мне Гарчышники паставила,

Акцябровую вдахнула хмурасць,

Выпила за Родзину, за Сталина,

Агурцом салёным паперхнулась.

Мамка пьёт, как папка пил, бывалача,

С Лёхаю касым и с дзедай Вовай -

В Тубзалет схадзила, праблевалася,

А патом па новай, блядзь, па новай.

Мне же Спину жгут газетки хуевы,

Внутрэнее чуйствую сгаранье.

Гадам буду — мне падобнай уеби

Ащущаць не прывадзилась ране.

Цела всё раздулась, как у маманта,

На Щеках смярцельная рубиннасць…

Мамка! мамка! я же сдохну, маменька!

Ни Хуя не слышыт — атрубилась.

Вот как алкагольные напитачки

Да трагедыи парой даводзят.

В тры нуль нуль аткинул я капытачки,

Вся радня сбяжалась, мамка воет.

В гробе я ляжу, с пячалью думая:

Помер, мамка, помер твой рабёнак!

Видзишь, мамка, таки врэзал Дуба я

Ат Гарчышникав тваих ябёных.

Несмысленное псьё

Обсрёт конечно всё,

Но я уйду туда,

Где нету их следа,

Где вечности венец

Звенит, как бубенец.

Ой, что было! Меня в полночь

Ёбнул шваброй полотёр.

Хуй теперь, — он молвил, — вспомнишь,

Что мечталося вечор.

Утъром проснися,

Умойся Говъном,

В Жопу засунь

Золотой Метроном,

Вскользь улыбнися,

Заре поклонися,

Череп разбей

О Потайный Амвон,

Навзничь прострися,

Звонко просрися,

С Миром простися

И выбежы Вонъ.

1.

ПОДРАЖАНИЕ АЛЕКСАНДРУ АНАШЕВИЧУ

Я настаиваю на публикации моих гениальных речёвок

Об общем метафизическом Хуе ста сорока четырёх

всенародно избранных Емельянов Пугачёвых.

Если вы не опубликуете этот материал в ближайший месяц,

Я вас всех велю расстрелять, сжечь на костре, четвертовать

или повесить.

2.

ПОДРАЖАНИЕ ФИЛИППУ МИНЛОСУ

можно надеяться

температурка прогреется

кто же так бреется

Я знаю — я буду в Аду

Заслуженный деятель искусств,

Мне дадут золотую дуду

И посадят под розовый куст.

А если Деявол, хозяен всего,

На меня наедет: "Хуёво дудишь!" -

Снидет Бог и скажет: "Не трогай его -

Это Мой Шиш".

Русский язык-озорник

Вложен в мой Рот-Обермот.

Рад умереть я за них…

Кто меня, братья, убьёт?

Я — богорождённая монада,

Страшно мне в печах мирского ада.

1.

В громовом Дымписе, в Пырнырде заревом

Я охуйцовывал Кочачу,

И Мудный Пажинец проблеял мне о том,

Что я на небе нечто значу.

Над мной кружилося вельможное Зюзю,

Я был ужален резвой пчолкой.

Ты был вверхю, а я кропил себя внизю

Святой оранжевой Карболкой.

2.

Мне блазьнятся сквозь хлороформ

Колёса невьебенных тачек,

Тугих оглобель, тяжких ёрм

Перелицованный шпикачек.

И в наиёбаннейший миг

Я зрю родное средостенье

Сквозь отдалённое пизьденье

Засратых Светочами книг.

Утопи в Толчке свою боязнь,

Не страшны тебе ни суд, ни казнь,

Что восхощешь, то и сотворяй

И за это фпущен будешь в Рай,

Сожаленьем Серца не заботь -

Ты же Зверь, ты Ангел, ты Господь.

Я так хочу чтоб было,

Но, ах! однако нету,

Таинственное сило

В незримую тенету

Психею заманило,

Зимом сменило лету.

А если всё ж бывало,

То всё не здесь, а где-то,

К тому же очень мало

И, ах! совсем не это.

Спроси Серёжу в час ночной:

Твой Хуй со что величиной?

Ответит он, как Жан Кокто:

Мой Хуй величиной с ничто

Спроси Илью под шопот струй:

Величиной со что твой Хуй?

И он ответит, как Руссо:

Мой Хуй величиной со всо

Тугая печень на ремне,

Щетина сьмеха.

Слепые зьвёздочки в земле,

Глухое эхо.

Двояковыпуклый народ,

Сырые власти.

Кроворечивый тонет рот

В топлёном щясьтьи.

Мне дали доллар на еду,

Мне так приятно.

Но я обратно щяс пойду,

Пойду обратно.

Я парус Крузэнштэрна сьем,

Он как котълета.

Я благодарен очень всем

За всё блядь это.

Я вмёрзну в гулкую слюду,

Я распадусь на анемоны,

Святыми вшами изойду

И в жизнезиждущем аду

Баюнные услышу звоны.

О, я усну! Меж райских блох

Порхнёт голубкой кроткий вздох

От Красноярска до Карлсруэ.

Мне взрежет вены гневный Бог

На дне арктической кастрюли

И хлынут огненные струи