Иннокентий Анненский - Стихотворения 1906-1915 годов

Пусть для ваших открытых сердец
До сих пор это — светлая фея
С упоительной лирой Орфея,
Для меня это — старый мудрец.

Палицу его тяжко проходит
Бороздой Вековая Мечта,
И для мира немые уста
Только бледной улыбкой поводит.

Смычка заслушавшись, тоскливо
Волна горит, а луч померк,
И в тени душные залива
Вот-вот ворвется фейерверк.

Но в мутном чаяньи испуга,
В истоме прерванного сна,
Не угадать Царице юга
Тот миг шальной, когда она

Развяжет, разоймет, расщиплет
Золотоцветный свой букет
И звезды робкие рассыплет
Огнями дерзкими ракет.

Облака плывут так низко,
Но в тумане все нежней
Пламя пурпурного диска
Без лучей и без теней.

Тихо траурные кони
Подвигают яркий гнет,
Что-то чуткое в короне
То померкнет, то блеснет…

…Это было поздним летом
Меж ракит и на песке,
Перед бледно-желтым цветом
В увядающем венке,

И казалось мне, что нежной
Хризантема головой
Припадает безнадежно
К яркой крышке гробовой…

И что два ее свитые
Лепестка на сходнях дрог
Это кольца золотые
Ею сброшенных серег.

О, не зови меня, не мучь!
Скользя бесцельно, утомленно,
Зачем у ночи вырвал луч,
Засыпав блеском, ветку клена?

Ее пьянит зеленый чад,
И дум ей жаль разоблаченных,
И слезы осени дрожат
В ее листах раззолоченных,

А свод так сладостно дремуч,
Так миротворно слиты звенья…
И сна, и мрака, и забвенья…
О, не зови меня, не мучь!

От душной копоти земли
Погасла точка огневая,
И плавно тени потекли,
Контуры странные сливая

И знал, что спать я не могу
Пока уста мои молились,
Те, неотвязные, в мозгу
Опять слова зашевелились.

И я лежал, а тени шли,
Наверно зная и скрывая,
Как гриб выходит из земля
И ходит стрелка часовая.

Я ночи знал. Мечта и труд
Их наполняли трепетаньем,
Туда, к надлунным очертаньям
Бывало, мысль они зовут.

Томя и нежа ожиданьем,
Они, бывало, промелькнут,
Как цепи розовых минут
Между запиской и свиданье

Но мая белого ночей
Давно страницы пожелтели…
Теперь я слышу у постели

Веретено, — и, как ручей,
Задавлен камнями обвала,
Оно уж лепет обрывало…

Когда умирает для уха
Железа мучительный гром,
Мне тихо по коже старуха
Водить начинает пером.

Перо ее так бородато,
Так плотно засело в руке…
. . . . . .
Не им ли я кляксу когда-то
На розовом сделал листке?

Я помню — слеза в ней блистала,
Другая ползла по лицу:
Давно под часами усталый
Стихи выводил я отцу…

. . . . . .

Но жаркая стынет подушка,
Окно начинает белеть…
Пора и в дорогу, старушка,
Под утро душна эта клеть.

Мы тронулись… Тройка плетется,
Никак не найдет колеи,
А сердце… бубенчиком бьется
Так тихо у потной шлеи…

Это — лунная ночь невозможного сна,
Так уныла, желта и больна
В облаках театральных луна,
Свет полос запыленно — зеленых
На бумажных колеблется кленах.

Это — лунная ночь невозможной мечты
Но недвижны и странны черты:
— Это маска твоя или ты?
Вот чуть-чуть шевельнулись ресницы…
Дальше… вырваны дальше страницы.

Я пылок был, и грозен День,
И в знамя верил голубое,
Но ночь припала, и нежно тень
Берет усталого без боя.

Как мало их! Еще один
В лучах слабеющей Надежды
Уходит гордый паладин:
От золотой его одежды

Осталась бурая кайма,
Да горький чад… воспоминанья
. . . . . . . . .
Как обгорелого письма
Неповторимое признанье

Когда весь день свои костры
Июль палит над рожью спелой,
Не свежий лес с своей капелла
Нас тешат демонской игры