Илья Эренбург - Стихи

Мутный, ласковый весенний день,

Талый снег и горечь деревень,

На дворе церковном бурые дорожки И березки хилой тонкие сережки,Я пойму, как пред тобой я нищ и мал, Как я много в эти годы растерял.

И тогда, быть может, соберу я снова

Все, что сохранилось детского, родного,

И отдам тебе остатки прежних сил,

Что случайно я сберег и утаил.

Февраль или март 1913

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Значит, снова мечты о России -

Лишь напрасно приснившийся сон;

Значит, снова дороги чужие,

И по ним я идти обречен!

И бродить у Вандомской колонны

Или в плоских садах Тюльери,

Где над лужами вечер влюбленный

Рассыпает, дрожа, фонари,

Где, как будто веселые птицы,

Выбегают в двенадцать часов

Из раскрытых домов мастерицы,

И у каждой букетик цветов.

О, бродить и вздыхать о Плющихе,

Где, разбуженный лаем собак,

Одинокий, печальный и тихий

Из сирени глядит особняк,

Где, кочуя по хилым березкам,

Воробьи затевают балы

И где пахнут натертые воском

И нагретые солнцем полы…

Уж слеза за слезою

Пробирается с крыш,

И неловкой ногою

По дорожке скользишь.

И милей и коварней

Пооттаявший лед,

И фабричные парни

Задевают народ.

И пойдешь от гуляний -

Вдалеке монастырь,

И извощичьи сани

Улетают в пустырь.

Скоро снег этот слабый

И отсюда уйдет

И веселые бабы

Налетят в огород.

И от бабьего гама,

И от крика грачей,

И от греющих прямо

Подобревших лучей

Станет нежно-зеленым

Этот снежный пустырь,

И откликнется звоном,

Загудит монастырь.

Март 1913

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

На площади пел горбун,

Уходили, дивились прохожие:

"Тебе поклоняюсь, буйный канун

Черного года!

Монахи раскрывали горящие рясы,

Казали волосатую грудь.

Но земля изнывала от засухи,

И тупился серебряный плуг.

Речи говорили они дерзкие,

Поминали Его имена.

Лежит и стонет, рот отверст,

Суха, темна.

Приблизился вечер.

Кличет сыч.

Ее вы хотели кровью человеческой

Напоить!

Тяжелы виноградные гроздья,

Собран хлеб.

Мальчик слепого за руку водит.

Все города обошли.

От горсти земли он ослеп.

Посыпал ее на горячие очи,

Затмились они.

Видите – стали белыми ночи

И чернью покрылись дни.

Раздайте вашу великую веру,

Чтоб пусто стало в сердцах!

И, темной ночи отверстые,

Целуйте следы слепца.

Ничего не таите – ибо время

Причаститься иной благодати!"

И пел горбунок о наставшем успении

Его преподобной матери.

Февраль 1915

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

В купе господин качался, дремал, качаясь Направо, налево, еще немножко.

Качался один, неприкаянный,

От жизни качался от прожитой.

Милый, и ты в пути,

Куда же нам завтра идти!

Но верю: ватные лица,

Темнота, чемоданы, тюки,

И рассвет, что тихо дымится

Среди обгорелых изб,

Под белым небом, в бесцельном беге,

Отряхая и снова вбирая Сон, полусон,Все томится, никнет и бредит Одним концом.

Апрель 1915

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

На Болоте стоит Москва, терпит:

Приобщиться хочет лютой смерти.

Надо, как в чистый четверг, выстоять.

Уж кричат петухи голосистые.

Желтый снег от мочи лошадиной.

Вкруг костров тяжело и дымно.

От церквей идет темный гуд.

Бабы все ждут и ждут.

Крестился палач, пил водку,

Управился, кончил работу.

Да за волосы как схватит Пугача.

Но Пугачья кровь горяча.

Задымился снег под тяжелой кровью,

Начал парень чихать, сквернословить:

"Уж пойдем, пойдем, твою мать!..

По Пугачьей крови плясать!"

Посадили голову на кол высокий,

Тело раскидали, и лежит на Болоте,

И стоит, стоит Москва.

Над Москвой Пугачья голова.

Разделась баба, кинулась голая

Через площадь к высокому колу:

"Ты, Пугач, на колу не плачь!

Хочешь, так побалуйся со мной, Пугач! …Прорастут, прорастут твои рваные рученьки, И покроется земля злаками горючими, И начнет народ трясти и слабить, И потонут детушки в темной хляби, И пойдут парни семечки грызть, тешиться, И станет тесно, как в лесу, от повешенных, И кого за шею, а кого за ноги, И разверзнется Москва смрадными ямами, И начнут лечить народ скверной мазью, И будут бабушки на колокольни лазить, И мужья пойдут в церковь брюхатые И родят, и помрут от пакости, И от мира божьего останется икра рачья Да на высоком колу голова Пугачья!" И стоит, и стоит Москва.